– Это правда, мое сердце? Лулу, тебе нехорошо?
Я только кивнула – не могла вымолвить ни слова – рот был полон слюны.
– Ты и впрямь выглядишь так, будто бы планируешь потерять сознание, – расстроенно сказал Валентин. – Ну, что ж! Я не враг своей сестре, я обещал, что буду заботиться о тебе и сдержу это обещание. Тебе лучше отправиться в твою комнату, мое сердце. Только вот, ты не можешь идти, бедняжка. Тебя должен кто-то отнести…
Валентин обвел взглядом присутствующих, а я кожей почувствовала, как Эврард дернулся в своем кресле, хоть брат этого, как мне показалось, не заметил.
– Что ж! Моя прелесть! – Валентин наклонился и поцеловал мою руку. – Никто в этом замке не способен справиться с этой задачей лучше меня! Ведь только я здесь тебе настоящий друг и защитник! Мадам Ноелла, – позвал он экономку и взяв у нее бумагу, завернул в ту тетрадь предка, вернул дневник Ноелле.
Не снимая перчаток ни с себя, ни с меня, брат встал, с легкостью подхватил меня на руки и велел:
– Обхвати же меня за шею, мое сердце, – улыбнулся мне очень нежно. – Мы с тобой проделаем приятное путешествие на третий этаж. Ты не представляешь себе, какой это подарок для меня!
Он подождал, пока обвила его шею руками, только тогда чуть поклонился присутствующим гостям, полностью проигнорировав де Даммартена:
– Я скоро вернусь к вам, прошу простить нас за эту непредвиденную заминку.
Я больше не видела глаз Эврарда в тот вечер. Но как будто чувствовала, как он смотрит в спину моему брату – все с той же ненавистью.
Валентин без труда донес меня до третьего этажа и до самой спальни, где изысканно попрощался и, поцеловав в лоб, пожелал доброй ночи. Он вел себя очень сдержанно, ни на мгновение не нарушив грань брат-сестра. Все это настолько не складывалось с тем, о чем он говорил. С этой историей предка, с его обещанием жениться на мне, с правдой о том, что мы оба дети, рожденные от брата и сестры и сами должные в скором времени пожениться…
Я аккуратно повесила костюм в малую гардеробную и быстро забралась под одеяло – закуталась по самое горло, подтянув ноги к животу. Только сейчас заметила, что перчатки остались на моих руках. Как напоминание о том, что произошло там, внизу. Запретные фантомы покинули мою голову – осталось только жжение в ладонях и на лице. Как будто… как будто все то, что я представила себе и в самом деле произошло. Не выходили из памяти приоткрытые губы Эврарда и надрывное движение мужественного кадыка на его шее. Было такое ощущение, которое не прошло даже теперь, что он видел в своем воображении все то же, что и я.
– Почему этот злой человек? – прошептала в подушку.
Почему именно он? После всех тех плохих слов, что он говорил; после того, как оскорблял, как обещал запереть меня в клетку. Как хотел отправить Монарха на кухню в качестве куска мяса…
Я все равно помню только его прикосновение к моей лодыжке. Как долго он ее гладил, помню температуру его рук и этот долгий взгляд, в котором внезапно исчезла ненависть и уступила она…
В полной, в кромешной темноте в моей комнате – мои глаза распахнулись так широко, как только это получилось! В тот момент, когда мы с ним сидели на этой кровати и он гладил мою ногу… в его глазах исчезла ненависть и… и уступила она… страданию.
Да! Это было страдание, горе, если хотите! Как же я сразу не поняла этого! Это длилось совсем недолго, но это было в самом деле…
Это были настоящие душевные терзания…
Глава 17
Валентин де Мармонтель вернулся в малую залу, на лице молодого мужчины играла довольная улыбка, она слегка потухла, как только он вошел в помещение к гостям:
– Вы одни? Эврард не дождался меня?
Мадам Прежан в этот момент разглядывала украшения на елке, она лениво повернула голову в сторону хозяина замка:
– Он ушел сразу, как только ушли вы. С трудом процедил извинения.
Женщина улыбнулась в ответ, но в результате не удержалась и рассмеялась. Ее порядочно повеселила вся ситуация:
– Подумать только! В небе, когда ты рассказывал нам свой хитрый план, я несколько засомневалась – но теперь вижу, что де Даммартен и в самом деле ненавидит ее!
Валентин приложил указательный палец к губам:
– Тише, мы уже не в небе, а у этого замка есть уши. Будь осторожнее со своими высказываниями, дорогая Моник. Чтобы не испортить мне мой гениальный план.
– Хитрый, – поправила его дама у камина.
– Гениальный. Гениальный, Моник, гениальный. Ты просто не знаешь всего до конца – вам с Жераром выпала честь и возможность наблюдать за действиями на сцене с лучших мест!
Доктор Годар громко хмыкнул, сидя в одном из кресел и сложив пухлые руки на округлившемся после плотного ужина животе:
– А мне показалось, дорогой де Мармонтель, что малышка весь вечер бросала заинтересованные взгляды куда-то мне за спину. В то время, как там находился только один человек. Я бы даже осмелился предположить, что взгляды были более, чем заинтересованные. Она так мило краснела, когда ты зачитывал интимный сцены из биографии своего знаменитого предка, что я уж, грешным делом, подумал, она знает, о чем идет речь. Знает не понаслышке и смотрит на того, кто ей эти знания подарил, как бы проверяя его соответствие прозвучавшим фантазиям…
– Жерар – это не фантазии. Все было на самом деле, – Валентин присоединился к Моник и придирчиво осмотрел елку. – Что ж… я думаю, Годар, вы ошибаетесь. Сестренка сидела рядом со мной – на меня смотреть не могла. На кого же тогда ей смотреть? Не на вас же, старый вы дурак, и не на Моник, вот уж чем-чем, а слабостью к женщинам красавицы семьи де Мармонтель никогда не тяготели.
– Я не буду спорить, дорогой Валентин, – Годар примирительно поднял руку вверх, – тебе лучше знать своих подопечных. Я лишь высказал то, что мне показалось. Это только наблюдение. Мы все недавно приземлились, после обеда несколько устали, я вполне мог что-то проспать или увидеть не в том свете.
Валентин задумчиво обошел елку, затем взяв древнюю кочергу, пошевелил догорающие дрова в камине.
– Мог. Мог и ошибиться. Я не хочу, чтобы ты обижался, дорогой Жерар. Лучше будет, если ты мне и впредь будешь сообщать все, что тебе показалось, даже если только показалось. Ты сам понимаешь, как для меня это важно. Я лучше перепроверю.
– Что не сделаешь за припрятанную бутылочку Божоле в твоих подвалах… А, Валентин? Я же знаю, что подобное добро у тебя нет-нет да находится.
– Ты не прав, Годар. В моих подвалах найдется все, чтобы ты мог пожелать! Я прикажу, тебе принесут бутылку Божоле в твою спальню, делаю это исключительно в заботе о твоем покойном сне, дорогой друг!
– Ты как всегда очень щедр, де Мармонтель! Я рад снова оказаться в твоем замке и тем более в скором времени поплясать на твоей пышной свадьбе! И после… сослужить тебе добрую службу. Я все еще надеюсь отблагодарить тебя за щедрый подарок, который ты сделал мне девятнадцать лет назад – клиника с тех пор стала известной, у нас много хороших клиентов. Благодаря тебе, старый Годар может вести весьма сытый образ жизни.
