Люси позвала меня, заглянув в кабинет через щель в незакрытой до конца двери. Ей восемнадцать, несколько дней назад она рассталась с невинностью и произошло это в моей постели. Я влюблен. Потерял голову и рассудок от ее нежного запаха, от ветра, поселившегося в ее волосах и от озорства, блещущего в ее лавандовых глазах. Маленькая, тоненькая девушка – она как нежный цветок, который растет у дороги. Этот цветок слишком прекрасен, чтобы быть здесь – вот-вот и его кто-нибудь растопчет. Я хочу защищать его, я хочу закрыть этот цветок от всех жизненных невзгод, от грязного башмака фермера, который возвращаясь с пастбища, непременно растопчет эту красоту, рожденную самой матушкой-природой, когда та была в хорошем настроении.
Люси приходила ко мне по ночам – прокрадывалась по коридору и бесшумно нажимала на старую ручку двери. С некоторых пор я заботился о том, чтобы дверь не скрипела. Оставшись наедине, после долгих поцелуев, мы любили лежать на моей кровати голышом и обниматься – это время могло длиться бесконечно. Люси изучала меня – ей было все интересно. Она водила пальчиками по моей груди, животу и ногам.
– Когда ты успел так вырасти? – удивлялась моя девчонка. Еще совсем юная, только вчера не умевшая целоваться, а сегодня уже беззастенчиво сидевшая без одежды на мне. – И откуда у тебя столько волос? Разве ты француз?
Она подтрунивала надо мной. Но я не оставался в долгу – мы оба были очень молодыми. Я был старше ее всего на три года.
– Когда ты успел отрастить такие длинные ноги? – смеялась она беззвучно, чтобы никто не догадался, что она со мной. – Ты был таким маленьким, помнишь? Как мы бегали за виноградом? А как потом воровали вино из отцовских подвалов? Как ты напился в первый раз? Ахаха! Тебе тогда было только тринадцать! Ты обнимался с бочкой в подвале, а я смеялась над тобой! Удивительно, за что я тебя умудрилась полюбить, де Даммартен?
Я очень рано остался без семьи. С самого детства для меня не было секретом, почему отец и мать попали в аварию. Это он был виноват. Паскаль переживал из-за Селестины настолько, что не считал мою родную мать за человека – уходя из этой жизни, просто забрал ее с собой, завещав мне по наследству свое проклятие.
Де Мармонтели с радостью приняли меня в свою семью – у них было достаточно связей, чтобы это не стало какой-то трудностью тем более, что родственников у меня не осталось совсем. Я рос в их доме вместе с Валентином и Люси. Валентин лишь на год младше меня, поэтому какое-то время мы все втроем неплохо ладили. Мальчишкой он был мне другом. Мы вместе хулиганили и малышка Люси нередко сопровождала нас. Пока мы были детьми – все это нам позволялось, но как только у Люси случились первые месячные – условия проживания в замке де Мармонтелей резко изменились. В честь ее полового созревания был устроен настоящий бал. Абсолон был щедрым, Валентин позже во всем копировал своего любимого отца. А Люси тихонечко смеялась, когда не видели брат с отцом:
– Представляешь, Эврард, весь этот бал, даже платье, гости, все это в честь того, что у меня пошла кровь! Это же настоящая глупость, не находишь?
Я не разделял ее веселья – уже тогда малышка Люси стала заметно хорошеть. Из девочки она превращалась в девушку. Летом она хотела веселиться с нами, но отец ей не позволял. В тот год она перестала носить майки на голое тело. Я до сих пор помню свои первые ощущения, когда она по привычке прижималась ко мне, чтобы поцеловать в щеку и что я чувствовал, когда ее еще не очень большие, нежные соски касались моей груди. Форма ее тела постоянно менялась – то чуть более худенькая и вытянутая, то бедра по-женски округлялись, и я уже ловил себя на том, что постоянно отвлекаюсь от разговоров с Валентином, провожая ее взглядом. Молодой де Мармонтель в то время начал обижаться на меня – его половое созревание шло несколько медленнее.
– Даже не думай засматриваться на мою сестренку, де Даммартен! – как-то раз он даже вспылил, когда я прилип взглядом к ее удаляющемуся в поле силуэту и заехал кулаком мне по лицу. – Отец сказал, что я женюсь на ней! Вы, де Даммартены имеете право лишь облизываться на наших женщин, а не трогать!
В тот раз мы хорошенько подрались. Валентин никогда не занимался спортом, кроме фехтования, на уроки по которому и то не всегда вовремя являлся, без конца раздражая этим именитого преподавателя. Я без труда победил его – Валентин дрался как девчонка, единственный его мужской удар был первый – когда он успешно поставил зазевавшемуся мне синяк под глазом. За ужином Абсолон высказался на эту тему. Он считал себя моим приемным отцом, возомнил, что может мною командовать, хоть я ни на миг не забывал, что именно он причастен к гибели моего родного отца и моей родной матери. А также к уже в те времена плохо чувствовавшей себя Селестине – женщина множество раз пыталась покончить с собой не собиралась оставлять этих попыток, хоть ее «заботливый» муж окружил супругу людьми, которые должны были следить за ней и ее поступками. Единственное время, когда она расслаблялась – время, когда видела меня. Она не раз говорила, что я очень похож на своего отца.
– Эврард! – обратился он при всех за столом тем вечером. – Ты должен запомнить раз и навсегда одно главное правило этого дома – дети фамилии де Мармонтель обручены с самого рождения. Ты не имеешь права вмешиваться в это. Мы приютили тебя после трагической гибели твоих родных родителей, ты должен уважать дом и семью, проявивших к тебе сострадание. Где бы ты был, если бы мы не сделали этого, ты не задумывался об этом, мой мальчик?
Я прекрасно запомнил самодовольную улыбку Валентина, которую он демонстрировал мне отвернувшись от отца – чтобы тот не заметил его проказ. Через несколько лет Люси, сидя на мне без одежды, смеялась над этим его выражением.
– Мы же сбежим с тобой, правда? – смеялась она. Люси никогда при мне всерьез не воспринимала отношение Валентина и свою помолвку с ним.
Так она показывала мне. И я верил. Верил до последней секунды, отдаваясь тем чувствам с головой. Все это было миражом, мечтой, которую я сам себе выдумал. Дети из жестокой семейки де Мармонтелей развлеклись со мной, в их роду так принято.
Сейчас я смотрел во влажные лавандовые глаза другой де Мармонтель. Лулу. Она росла в другой стране, воспитывалась другими людьми, она пришла в наш мир другим человеком и только что отдалась мне, подтвердив просьбу о том, что ей нужна моя помощь. Чувствую ли я что-нибудь? Дьявол! Да!!! Я слишком много всего чувствую к ней, возможно именно поэтому никак не могу выпустить из своих объятий. Я зажал ее в них, не давая пошевелиться, не давая дышать. Даже смотреть в сторону. В этой позиции все, что она может – смотреть мне в глаза. Все, что она может – вдыхать воздух из моих легких в то время, как я вдыхаю сладкий жар, который вырывается из ее маленького ротика.
Я зарылся лицом в ее волосы, коснулся губами шеи… Наваждение. Она не Люси. Совсем другая и одновременно – такая же. Дух де Мармонтелей во всем. Я мог бы ее бросить в этой гостинице и уехать, забыв обо всем. Мог бы избавиться от нашего родового замка, умчаться на другой край земли. Но меня как будто приковали к ней неподъемной цепью, по которой без конца, без перерыва передаются разряды тока и терзающие, и ласкающие меня одновременно. В этой гостинице очень тихо, настолько, что не слышно шума улицы или соседей за тонкими стенами. Мы одни и мы можем не обрывать этот момент.
