— Ома, — хмуро скривилась девушка, явно смущенная тем, что я все слышала.
— А вы откуда? — Я обернулась ко второй самой любезной улыбкой, на которую была способна. Еще чуть-чуть, и начнет сводит скулы. — Восточная Европа? Знаете, в колледже искусств, где я училась, я знала двух девушек из Украины. Вот у них был точно такой же акцент. Правда, дальше первого курса они не пошли… Печально. Вы не оттуда? Впрочем, не важно.
Пожав плечами, я прошла мимо с видом оскорбленного королевского достоинства, но обернулась в дверях, обращаясь к брюнетке.
— Боюсь, вы слишком активно пудрите носик, пудра на лице осталась. — И аккуратно прикрыв дверь, вернулась в зал. Благо здесь был полумрак, и пылающих щек никто не заметил.
А меня буквально трясло от злости. Молчаливая?! Да о чем мне говорить, если никто не спрашивает?! Я прекрасно могла поддержать разговор практически на любую тему, начиная политикой и заканчивая поэзией раннего Средневековья, но ведь никто, мать твою, в этом гребанном зале не хотел меня слушать!
Стараясь не метаться по залу в поисках Тома, я глубоко выдохнула и осмотрелась. Заметив его, я незаметно подошла и встала рядом.
— Давно подошла? — Том обернулся ко мне спустя несколько минут, увлеченный обсуждением прошлых постановок «Гамлета» с несколькими молодыми людьми, скорее всего актерами.
— Нет, только что. — Я осторожно коснулась его руки. — Скажи, можно я пойду домой?
— Устала? — Он слегка нахмурился, вглядываясь в мое лицо. Я кивнула. И впрямь навалилась усталость. Напряжение, в котором я пребывала последние несколько дней, и сегодняшний вечер, ставший его апогеем, полностью вымотали.
Наскоро попрощавшись со знакомыми, Том подал мне руку, и мы наконец покинули эту ярмарку чужого тщеславия. На улице было тихо, давно миновала полночь, и город, молчаливый и пахнущий осенью, целебным бальзамом лечил мои расстроенные нервы. Некоторое время мы шли молча.
— Тебе не понравилось? — Том проницательно посмотрел на меня.
— Нет. — Не стала врать. — Половина смотрела на меня, как на диковинного зверька, а вторая — как на недалекую сельскую жительницу.
— Дай им шанс. — Он остановился, беря меня за плечи и поворачивая к себе. — Многие из них действительно закостенелые снобы, но среди них есть неплохие люди.
— Удивительно, как ты вырос нормальным человеком, будучи окруженным такими людьми? — пробормотала я, утыкаясь носом в лацкан его пиджака.
Глава двадцать вторая
Осень медленно прокралась в нашу жизнь, заняв место и без того редких солнечных дней. Сырая завеса стояла в воздухе, мешая лишний раз глубоко вздохнуть и не позволяя нормально открыть глаза. Жители Базилдона походили на азиатов, щурясь, вжимая головы в плечи, сразу же становясь ниже ростом. Дома резко похолодало и, чтобы не включать отопление раньше срока, мы с Летти не вылезали из теплых вязаных носков и свитеров, греясь горячим чаем.
Жизнь между Лондоном и Базилдоном заставляла постоянно держать собранной небольшую сумку самым необходимым — перевозить в квартиру Тома свои вещи я почему-то пока не хотела. Может, это было связано со старой доброй приметой: стоит перенести зубную щетку, и можно расставаться. Не знаю. Я перемещалась туда-сюда, меняя такси на поезда, в зависимости от погоды и настроения. Иногда забота Тома о моем комфорте становилась чрезмерной, хотя, казалось бы, чего еще желать?
Один из самых желанных мужчин планеты переживал, как ты доберешься до дома и не застрянешь ли в пробке по дороге в столицу. Наверное, это было здорово. Со стороны. Потому что меня начинало раздражать это метание из стороны в сторону. Нет, серьезно, очень хотелось просто приходить домой и видеть там Тома, лежащего в гостиной на диване. Вместо этого, приходя домой после тяжелого дня, оставляя паб на пару дней на Алекса, а Летти на маму, я мчалась в Лондон, чтобы там с утра до вечера наблюдать за любимым, выслушивая его бесконечные монологи принца Датского и читая в два голоса «Гамлета».
Не скрою, смотреть на него, слушать можно было бесконечно. Стоило ему начать говорить, и раздражение, вызванное дорогой, погодой, проблемами в пабе, рассеивалось. Я забиралась в уютное бежевое кресло и слушала или просто смотрела на горящий камин, радуясь, что здесь можно не мерзнуть и расхаживать по дому в нормальной одежде, а не изображать жителя Норвегии перед выходом на улицу.
Приближалась премьера, и нервозность Тома невольно передалась мне. Я стала задумчивой, часто выпадала из разговора, и Ирэн приходилось меня одергивать во время обсуждения очередного изменения в меню. А тут, как назло, пришло время писать новый квартальный отчет, что не прибавило мне дружелюбия. Понимая, что нанять бухгалтера опять не успеваю, я попыталась сосредоточиться на цифрах, но мысли постоянно витали на Альберт роуд, и я с тоской смотрела в окно на прозрачные потеки воды, думая, что некому сейчас почитать с Томом или просто его приободрить.
Баланс отказывался сходиться, и я подгоняла его снова и снова, засиживаясь до полуночи над таблицами и глядя сухими глазами в экран. Как же хотелось отдохнуть! Будто и не было этих десяти дней в Австралии! Почему мы не можем просто уехать куда-то на пару недель? Туда, где нет журналистов и поклонниц, только мы вдвоем! Может, на какие-нибудь острова? Почему нет? Спектакль, по словам Тома, продлится три недели, а значит, к ноябрю он будет свободен. Там ведь вроде бы как раз начнется сезон?
Загоревшись, я решительно закрыла незаконченный отчет и открыла ссылки на туристические агентства. Уверена, Том меня поддержит. То, как он трудился последние месяцы, точно требует награды! Он заслуживает полноценный отдых.
— Билетов два, ты точно не хочешь ехать? — Я в очередной раз пыталась уговорить Летти поехать со мной на премьеру.
— Нет. Езжай сама. — Ох, что-то мне этот тон совершенно не нравится!
— Что у тебя случилось? — Я присела рядом на диван и попыталась заглянуть в глаза дочери. — Может, расскажешь?
— Толку тебе рассказывать? Ты ведь все равно не слушаешь, — горько обронила Летти, отворачиваясь. Я окаменела. В смысле «не слушаю»? Когда я успела настолько отдалиться от своего ребенка?
— Летти. — Я мягко коснулась ее плеча, разворачивая к себе. — Послушай. Я не права, наверняка не права, знаю. Но я прошу тебя — говори мне об этом. Если не слышу, говори еще раз. Можешь кинуть в меня чем-нибудь тяжелым, если видишь, что я не слышу. Только не замыкайся в себе. Прошу.
Она покачала головой, упрямо отводя глаза. Но я продолжала настойчиво держать, и в конце концов Летти сдалась, коротко всхлипнув.
— Я не знаю, как мне привлечь внимание, ма-ам. — И, уткнувшись в плечо, дочка крепко обняла меня, сбивчиво рассказывая о парне из соседнего класса, который ей очень нравится, но который совершенно не обращает на нее внимания. Надо же, у меня и впрямь уже совсем взрослый ребенок.
— Эй, есть кто дома? — Внизу раздался голос мамы, которую я попросила побыть у нас пару дней, присмотреть за Летти. Папа заболел, и устраивать там лазарет не было никакого желания.
