— Кажется, у меня вот-вот отберут лицензию, — беспечно сказала я, поболтав стаканом в воздухе. — А еще мой повар разворотила всю кухню… — и тонко вздохнула: — Теперь вот надо чинить, а мне нечем.
— Это большая сумма, — осторожно ответил Бен. Потом хмыкнул и пожал плечами: — Я займу.
— Серьезно? — на миг я даже протрезвела. — Но я не скоро смогу тебе отдать.
— Будешь отдавать частями. — Бен вдруг загорелся непременно занять мне денег.
— Ну да, и попаду в вечное рабство, — скептично хмыкнула я, чувствуя, как расплывается улыбка на лице. Это было настолько невероятно, что просто не верилось.
— Может быть, — многозначительно повел бровями Бен, тонко улыбнувшись. Я вздрогнула, почувствовав, как что-то шевельнулось в животе. Совершенно не к месту.
— Ладно, посмотрим, как ты заговоришь завтра, когда пройдет приступ немыслимой щедрости, — неловко проворчала, протянув опустевший стакан.
Это случилось внезапно, но я вдруг заметила Бена. Не Стэпфолда, извечного соперника, не Бена, ставшего почти другом, а мужчину, что сидел слишком близко, почти задевая плечом мое плечо. Почему я раньше не замечала, что он очень даже привлекательный мужчина с яркой, запоминающейся внешностью?
Словно чувствуя ту же неловкость, Бен молчал, не сводя пристального взгляда. Я нервно хихикнула, пытаясь избавиться от напряжения, и помахала стаканом в воздухе. Очнувшись, Бен нервно дернул уголком губ, слишком поспешно выхватывая его из моих рук, касаясь пальцев, и тут же одернул руку, словно обжегся. Натужно улыбнувшись, я отобрала полный стакан, сделала слишком большой глоток и закашлялась. Надо было уезжать. Причем как можно скорее, пока последние остатки разума не растворились вместе со льдом в стакане.
— Мне уже пора, — прошептала я, отводя глаза.
— Может, останешься? — еле слышно выдохнул Бен. Я упрямо покачала головой, чувствуя, что его становится слишком много, слишком близко, слишком горячо. Хотелось позволить себе это, позволить забыться, упасть в вязкую темноту, что разрасталась внутри, тяжело и сладко пульсируя внизу живота. Не хотелось думать, что это неправильно, абсолютно, совершенно, невероятно неправильно. Я боялась поднять на него глаза, увидеть в них то же, что сейчас кричало во мне каждой клеточкой. Но не удержалась. Подняла взгляд, замирая, теряясь в напряженной голубизне, выжидающей, предлагающей. Темнеющей на глазах.
В голове успела промелькнуть мысль, что терять все равно нечего, но за нее уже некому было цепляться. Мы потянулись друг к другу одновременно, запуская руки в волосы, притягивая, впиваясь в губы. Жадно, задыхаясь, спеша распробовать. Словно что-то подгоняло, стучало в голове: «Быстрее!» Будто промедление могло заставить одуматься, остановиться.
Сухие обжигающие руки нырнули под мой свитер, резко дергая вверх, и я послушно подняла руки, отбрасывая его в сторону вместе с майкой, запуская ладони под его одежду и разочарованно рыча, наткнувшись на еще одну ткань. Пальцы лихорадочно цеплялись за многочисленные пуговицы на рубашке, пока его губы жарко и торопливо блуждали по моей шее, спускаясь ниже. Выдернув рубашку из джинсов, я потянулась к нему, проводя ладонями по груди, и тут же вернулась к ремню, завозилась с пряжкой.
Возбуждение, охватившее нас, меньше всего походило на первый раз двух трепетных любовников. Это была не страсть даже — похоть, животное желание слиться вместе, не думая ни о чем, не анализируя. Бен буквально вытряхнул меня из джинсов, привстав на колени, и тут же опустился сверху, накрывая своим телом, целуя снова и снова, глубоко, требовательно.
Я отвечала, хрипло выдыхая, впиваясь пальцами в его плечи, пытаясь одновременно и оттолкнуть, и притянуть ближе. Последняя одежда отлетела в сторону, моя нога взлетела вверх, к его бедру, обхватывая, направляя. Он вошел резко, сразу, без прелюдий, которые никому из нас сейчас были не нужны. Дом сузился до размеров дивана, и не стало ничего вокруг. И никого. Только звуки, пошлые, влажные; стоны, обрывистые, короткие; и звон покатившегося по столу стакана, когда я задела его рукой, в попытке ухватиться за ускользающий мир.
Примечание к части
*Традиционный рождественский пудинг перед подачей обливают бренди и поджигают.
>
Глава тридцать первая
Голова гудела, словно в ней заполошно и тревожно кто-то бил в набат. Разлепив один глаз, я уставилась на руку, лежавшую прямо напротив моего лица. Мысли ворочались вяло, медленно, поэтому некоторое время я еще лежала спокойно, разглядывая крохотные складочки на коже. Странно, как надо изогнуться, чтобы ладонь оказалась прямо перед глазами? И почему я не чувствую боли от того, что затекли суставы? Осторожно пошевелив пальцами, я замерла, ощущая, как по спине пробежало ледяное нечто и ухнуло, разливаясь в животе. Рука была не моя.
Резко распахнув глаза, я громко вздохнула, тут же сжимая губы, боясь разбудить лежащего рядом мужчину. Бен. Я лежу на полу в его квартире. Укрытая теплым покрывалом. Быстрый взгляд под него — голая. Кто бы сомневался.
В голове вспыхнула ослепительным светом картинка вчерашней ночи. Вся сразу, целиком, без прикрас. Сумасшедший пьяный секс, вседозволенность и разнузданность. Когда я в последний раз вела себя подобным образом? В колледже? Вот дерьмо…
Осторожно села, невольно хватаясь за голову, и оглянулась в поисках одежды, лежавшей кучкой неподалеку. Бежать. Срочно бежать отсюда и больше никогда не встречать Бенедикта Стэпфолда. Может, переехать в другой город? А лучше сразу сменить страну. Может, Шотландия? Или поглубже, на материк…
Лихорадочно раздумывая над планом побега, я натягивала джинсы, ежесекундно оглядываясь на спящего Бена. Он лежал спиной ко мне, наполовину прикрытый покрывалом. Бледную кожу на спине рассекали яркие алые полосы. Тигрица, мать вашу! Вздрогнув от отвращения, неизвестно, правда, к кому больше — к себе или к Бену, я на носочках прошла в коридор, ныряя в ботинки и хватая куртку. Оденусь на улице. Ни минуты не останусь в этом доме!
На улице было тихо. Город словно вымер, некому было смотреть на всклокоченную женщину с безумным взглядом, застегивающую на ходу куртку и прыгавшую в ботинках, сражаясь с молнией. Что я натворила? Как?! Как могла позволить себе расслабиться настолько, чтобы не просто пойти к Стэпфолду домой, но еще и переспать с ним?! А он? О чем он вообще думал? Неужели не видел, в каком я была состоянии?
«Он сам был не в лучшем», — справедливо напомнила совесть. Что правда, то правда. Я бросилась к нему от отчаяния. А он… Меньше всего хотелось размышлять над истинными причинами, заставившими Бена провести со мной ночь.
Я бежала по улице, не обращая внимания на холодный ветер, который с ночи только усилился и теперь буквально сносил с ног. Может, ну его, этот дом — сразу бежать топиться? Упасть в ледяную воду и медленно опуститься на дно.
Ниже, чем ты упала, уже некуда, Дженни. Признай это.
Руки заледенели, и ключи отчаянно дрожали, пока я пыталась попасть в замочную скважину. Только оказавшись дома и захлопнув за собой дверь, я выдохнула. То, что случилось сегодня ночью, было немыслимо. Недопустимо и противоестественно. И дело было вовсе не в том, что это был Бен. Хотя, конечно, и в этом тоже. Нет, определенно, именно в этом!
