Я боялась. При мысли о том, что надо будет ходить, говорить, принимать какие-то решения, сердце начинало бешено колотиться, а паника подступала к горлу, мешая вздохнуть. Дом стал единственным местом, где я по-настоящему чувствовала себя спокойно. Могла лежать целый день на диване в гостиной, лениво переключая каналы и совершенно ни о чем не заботясь.
Я запретила себе думать о Томе, насколько это вообще было возможно. Каждая попытка упрямого разума напомнить о том, что стало для меня чужим, решительно пресекалась. Потом. Подумаю об этом потом, когда не будет так больно, так свежо и остро. Он был где-то здесь, совсем рядом, в нескольких милях, в этой стране, на этой планете. И этого было достаточно. Мысли о том, что он мог делать, с кем и как, могли довести до сумасшествия, а холодный разум сейчас был нужен как никогда.
А еще я запретила себе думать о Бене. Потому что случившееся переворачивало с ног на голову весь мой устоявшийся мир, где были свои злодеи и герои. Память упрямо подбрасывала новые детали, обрывки давних разговоров, непонятые когда-то поступки и жесты, то, что казалось проявлением соперничества и желания навредить. Как можно быть такой слепой и не заметить у себя под носом чужие чувства?
В том, что Бен их испытывал, оставалось все меньше сомнений, и это пугало. Я попросту не знала, что делать с этим свалившимся на меня знанием. Как выстраивать наше общение, как вообще смотреть ему в глаза? Он больше не звонил, видимо, решив дать время все обдумать и осознать, но отчего-то не покидала уверенность, что Бен объявится, как только сочтет, что пришел подходящий момент. И этой встречи я отчаянно боялась, ведь при одной мысли о ней леденели руки и начинали гореть уши.
В конце концов попытки не думать привели к противоположному эффекту, и я только и делала, что представляла, представляла, представляла… Как случайно встречу Тома и буду просить дать второй шанс. Как случайно столкнусь с Беном и буду краснеть, подыскивая слова. Как Том появится на моем пороге, и я просто обниму его и больше никогда не отпущу. Как на этом же пороге возникнет Бен, и я буду стоять и смотреть, лихорадочно обдумывая, что сказать…
На утро третьего дня я буквально сбежала из дома, надеясь занять себя чем-то, лишь бы не думать о мужчинах, вдруг занявших слишком много места в моей голове и моей жизни. До нового года оставалось три дня. Вот-вот должны были вернуться Ирэн и Алекс. А еще я так и не заехала к маме, а ведь обещала. Летти звонила каждый день, и я твердо решила, что сделаю все, чтобы уговорить дочку вернуться домой. Потому что без нее жизнь действительно стала пустой и почти бессмысленной.
«Пьяная утка» встретила тишиной и прохладой — котел был прикручен на минимум, и изо рта вырывались легкие облачка пара. Закрыв за собой дверь, я сделала несколько шагов и глубоко вздохнула, чувствуя, как сильно соскучилась по своему пабу. По суете, заполнявшей каждый день, по вечным переговорам с поставщиками, по спорам с Ирэн, по совещаниям с Алексом… Я так давно не была здесь, не погружалась в работу, что только сейчас поняла, как много теряла все это время. Как добровольно оторвала часть себя, большую часть, бросив все в угоду собственному эгоизму. Я с самого начала неправильно расставляла приоритеты, забыв, что главное — это ты сам. Не другой человек — ты.
Твое удобство, твои интересы, твой комфорт. Да, кому-то из нас надо было чем-то поступиться, но почему-то этим кем-то была только я. А Том… Он принял все как должное. Не пытался настоять, не пытался предложить компромисс. Ему было хорошо и комфортно, а я, живя в постоянном стрессе, лишенная всего, что было дорого, загоняла себя в ловушку, сама сооружая вокруг стены. И когда последний кирпичик был готов перекрыть доступ к свету, меня рвануло. Только так не должно было быть. Потому что не должно было появляться этих стен. Потому что нельзя было растворяться в другом человеке, забывая о собственном я.
Медленно пройдя по залу, я подошла к барной стойке, глядя на его фото, висевшее в рамочке рядом с лицензией. Нет, Том, тебя я винить все равно не могла. Стоило настоять мне. Стоило больше разговаривать. Не копить ничего в себе, решать сразу. И тогда все стало бы проще. Мы смогли бы найти выход. Мы все еще были бы вместе. И были бы счастливы, потому что любили друг друга. Вот так все просто. И так сложно.
Почему правильные мысли приходят, когда становится слишком поздно? Почему бы не отмотать назад нашу жизнь, хотя бы на месяц. Когда можно было все исправить. А теперь… было слишком поздно.
Поймав свое отражение в зеркале бара, я криво ему усмехнулась. Так держать, Дженни, еще немного, и сможешь открыть свой кабинет психоаналитики. Будешь давать советы запутавшимся парам. Может, хоть кому-то поможет…
Вид разгромленной кухни разом прогнал все лишние размышления, оставив только кричащий в голове голос:
— Что за херь?!
По кухне словно прошел маленький смерч, оставив в неприкосновенности одну ее половину и полностью уничтожив другую. Вытяжная труба, вырванная с корнем, лежала на плите, присыпанная сверху кусками штукатурки и серой пылью. Из раскуроченных дыр, где раньше были крепления, выглядывала кирпичная кладка. Обломки полок торчали из-под трубы, вперемешку с осколками посуды и покореженными кастрюлями и сковородками. Плитка на полу у плиты была разбита — видимо, на нее упало что-то тяжелое. Впрочем, весь мусор, что, вероятно, оказался на полу во время маленькой катастрофы, был убран. Уверена, здесь все было намного хуже. Действительно, нам очень повезло, что Ирэн не пострадала. Ее страховка меня точно бы разорила.
Со вздохом оглядев масштаб разрушений, я поднялась в кабинет, пытаясь вспомнить, говорил ли мне Алекс, сколько времени займет ремонт. Увиденное отлично встряхнуло и привело в чувство. Рефлексия резво отошла на второй план, пропуская вперед практичные мысли о скорости ремонта, о возможности начать раньше и открыться как можно скорее. Мне нужна была работа. Возможность не просто отвлечься — погрузиться в нее с головой, чтобы к вечеру снова приползать и падать в кровать, не думая ни о чем. Задумчиво постучав по губам кончиками пальцев, я откинулась в кресле, размышляя, как бы починить все поскорее и открыться. Если бы Алекс был рядом, уверена, мы бы что-нибудь придумали. Но его не было, и оставалось полагаться только на себя. Или… На ум приходило только одно имя. Тот, кто смог бы помочь или хотя бы подсказать, что и как лучше сделать. Но заставить себя позвонить Стэпфолду я не могла. Честно, не могла, хотя несколько раз собиралась, даже брала в руки телефон и включала экран.
Что я ему скажу? «Эй, Бен, спасибо за деньги! Кстати, не подскажешь людей, работающих в праздники? Да, знаю, что это выйдет дороже, но ты не мог бы мне еще помочь? Почему нет, после всего, что между нами было?» После этой фразы мысленный диалог всякий раз обрывался, и я раздраженно отбрасывала телефон на стол, наблюдая, как он катится по столешнице и останавливается у кучи визиток. Нет, достаточно того, что я взяла у него пять тысяч. Не хочу быть обязанной по гроб жизни, хотя боюсь, именно это и произойдет, если я попрошу о чем-то еще. Вид его самодовольной улыбки взбодрил, заставив окончательно отказаться от размышлений о возможной помощи. Ничего. Все можно решить самостоятельно. И для начала стоит навестить родителей. Может, мы что-нибудь придумаем с папой.
