24 глава
Осень в этом году выдалась особенно влажной и душной. Рубашка липла к телу, пот градом стекал по спине, крохотные мушки, ползающие по лицу, невероятно раздражали, но Томас не смел пошевелиться, играя свою роль до конца. Едва ли кто-нибудь смог бы признать в бродяге, валявшемся за углом шумного салуна, одного из богатейших плантаторов Луизианы. Шляпа, надвинутая на глаза, позволяла беспрепятственно разглядывать подъезжающих и выходящих из одной из самых грязных забегаловок Техасской территории Новой Испании.
Индейцы, беспрепятственно передвигавшиеся по городу, практически не привлекали чужого внимания. Женщин на улице не было, только изредка проезжал экипаж, в котором можно было разглядеть кружево мантильи и яркие блестящие глаза.
Невысокий жилистый индеец появился в конце пустынной улицы, когда Томас решился наконец поменять свое местоположение, сделав вид, что пытается встать, но тут же свалившись обратно, успев поудобнее подогнуть под себя затекшую ногу. В этот момент дверь салуна распахнулась, на улицу вылетели двое мужчин, сцепившихся в драке. Невозмутимо переступив через дерущихся, индеец пошел дальше, останавливаясь над лежащим Томасом и небрежно пихая его носком мокасина.
— Вставай, белый человек, — презрительно протянул он, не обращая внимания на шум за спиной. — Мой вождь сказал, ты должен ему. Вставай, или я привяжу тебя за ногу своего мустанга и протащу через весь город.
Томас недовольно заворочался, пытаясь увернуться от юркого носка индейской ноги, а дерущиеся, заинтересовавшись происходящим, медленно разомкнули объятия, поднимаясь. Индейцы редко позволяли себе подобное обращение с белыми людьми, а значит, этот пьянчужка действительно допрыгался.
— Эй, гринго! — Крепко сбитый смуглый мексиканец с жалостью смотрел на попытки Томаса подняться. — Что от тебя хочет этот краснокожий? Хочешь, мы поможем тебе от него избавиться?
— За определенную плату, конечно, — поддакнул тот, кто еще пару минут назад готов был всадить нож меж лопаток своему собутыльнику.
Тем временем Томас поднялся, отчаянно шатаясь, и похлопал по карманам. Затем сокрушенно развел руки, громко икнув. Бывших дебоширов обдало волной застарелого перегара. Поняв, что здесь им нечего ловить, они пожали плечами и скрылись в салуне.
— Поторапливайся, белый человек, — флегматично протянул индеец. Поднявшийся ветерок шевелил немногочисленные орлиные перья в иссиня-черных волосах. Тяжело вздохнув, Томас кивнул, показывая, что готов идти, и поплелся за индейцем.
Улица казалась бесконечной и совершенно безлюдной. Правило сиесты, завезенное сюда испанцами, неукоснительно соблюдалось всем городом, и только в салуне беспрестанно кипела жизнь. Стоило путникам зайти за угол цирюльни, как оба моментально преобразились. С индейца тут же слетела напускная медлительность, движения стали выверенными и плавными. Томас выпрямился, из глаз пропала сонная одурь. Он повел плечами, разминая затекшие мышцы, и с готовностью посмотрел на спутника.
— Человек, которого ты ищешь, сейчас здесь. — Индеец показал глазами на второй этаж цирюльни, где размещались гостиничные номера. — Я следил за ним весь день, из комнаты он не выходил.
Он коротко крикнул, и Томас вздрогнул от неожиданности: умению индейцев мастерски передавать голоса птиц он всегда втайне завидовал. Откуда-то с крыши тут же откликнулись, и индеец довольно кивнул.
— Я не видел никого весь день, — недовольно процедил Томас, косясь на дом. — Ты уверен, что видел его?
— Уверен, — кивнул индеец. Его звали Гудэхи, и он считал своим долгом помочь белому человеку, который когда-то спас его, вытащив из пекла пустыни Сонора. Изнывая от жажды, Томас отдал последние крохи воды молодому индейцу, погибающему в жестоких песках. Гудэхи пришло время проходить обряд посвящения в мужчины, и, чтобы доказать всем вокруг, и прекрасной Вагош в частности, что он сильнее и смелее всех, кто проходил обряд до него, юный чероки решил провести его не в привычном месте, а в самом сердце пустыни. Он понял, что заблудился, на второй день, и, так как сам обряд длился обычно от четырех дней до недели, искать Гудэхи никто не спешил. А Томас нашел. Обожженного и практически полностью обезвоженного. И вынес на себе.
Дни, проведенные в племени чероки, Томас всегда вспоминал с благодарностью. И со всей серьезностью принял клятву о вечной помощи от молодого индейца. И обратился к нему при первой же возможности, надеясь, что прошедшие годы не отразились на памяти Гудэхи. Как оказалось, он зря переживал. Взрослый уже мужчина, Гудэхи с готовностью откликнулся на просьбу помочь и тщательнее наблюдать за всеми приезжими, проезжающими по Техасской территории.
Томас надеялся, что его страхи все же беспочвенны, хотя разум упорно твердил об обратном. И в подтверждение худших опасений неделю назад он получил весть от Гудэхи: в небольшом городке на границе с Мексиканской территорией замечен очень высокий мужчина с угольно-черной кожей, выделявшийся среди местных не только ростом и необычайной силой, но и спокойной уверенностью в себе, что редко можно было встретить на юге Америки. Он с небрежной легкостью доставал вольную, снисходительно посматривал на проверяющих его рейнджеров и невозмутимо продолжал выпивать, осторожно расспрашивая местных жителей о светловолосом гринго, который когда-то, много лет назад, мог расплачиваться алмазами.
С того момента время для Томаса завертелось с бешеной скоростью, подгоняемое неумолчным страхом за себя и всех, кто был рядом, попадая под удар. Кинг не станет разбираться, насколько близок ему Свенсон, нужна Адеола или дорога Луиза. И, помня об извращенном чувстве юмора бывшего друга, он был уверен — первым делом Кинг возьмется за Луизу. Самым лучшим было бы отправить ее в Англию. Слухи слухами, но жизнь важнее. Однако теперь, когда он сам согласился на свадьбу, сделать этого Томас попросту не мог.
Оставалось одно — ехать туда, где был замечен Саиб, и попытаться остановить его, пока он не узнал о нем и не успел передать весть хозяину. В том, что Кинг пока далеко, Томас был также уверен. Тот не любил поспешных шагов, всегда предпочитая действовать наверняка. Чтобы враг не мог избежать возмездия.
И теперь он второй день караулил надсмотрщика Кинга у салуна, где его видели неделю подряд. К удивлению Томаса, Саиб приехал не один, и как раз таки за его спутником и следил Гудэхи.
Заставив себя несколько раз глубоко вздохнуть, унимая бешеный стук сердца, Томас кивнул индейцу и бесшумно заскользил по лестнице, держа наготове пистолет. Церемониться с напарником Саиба он не собирался, но сначала надо было узнать, как много известно надсмотрщику.
Гудэхи успел повозиться с замком еще вчера, и теперь дверь легко поддалась, пропуская их внутрь. В комнате было темно, сквозь задернутые шторы едва проникал свет. В воздухе пахло затхлостью и чем-то тошнотворно-сладким. В тонком солнечном луче медленно кружилась пыль.
Они нашли его за столом. Мужчина сидел, откинувшись на стуле, тело успело раздуться, по почерневшему лицу ползали мухи. Прижав руку к лицу, Томас опустил пистолет и быстро обошел тело, деловито оглядев его, отметив широкую полосу на шее. Бегло осмотрев номер, Томас кивнул Гудэхи, и они спешно покинули его, прикрыв за собой дверь. Молча и быстро спустились вниз и, только оказавшись внизу, перевели дух.
