32 глава
Дни потянулись, тоскливые, серые, как и погода за окном. Дожди накрыли Луизиану мокрым покрывалом, не прекращаясь ни на минуту. Проливные, сильные, моросящие, мелкие — Луиза полагала, что, живя в Лондоне, узнала о дождях все. Как же сильно она ошибалась! Казалось, влажность проникала повсюду, и прогнать ее могли только ярко натопленные камины, которые горели, не переставая. Но даже им было не под силу разогнать холод, поселившийся в «Магдалене».
Минуло две недели после поездки в «Тризон», а Томас так и не произнес ни слова. Вежливо и отстраненно он разговаривал с Луизой за столом, в обществе миссис Пинс и Свенсона. Но, стоило им остаться наедине, он уходил, не обращая на Луизу ни малейшего внимания. «Вы сами себя наказали» — сколько смысла теперь было в этих словах! Луиза уже сотню тысяч раз прокляла себя за ту поездку, за то, что ослушалась, решив проявить свой характер тогда, когда в этом не было никакой необходимости. За то, что заставила переживать Томаса. Теперь она понимала, что запрет действительно был вызван не желанием показать свою власть. Что-то происходило. Что-то, державшее в напряжении весь дом. Появились новые люди. Удвоилось количество слуг, а мужские силуэты с ружьями то и дело мелькали за окнами, вызывая безотчетный страх.
До Рождества оставалось меньше трех недель, но дом едва ли походил на место будущего торжественного события. Даже говорить старались тихо, словно где-то в дальних комнатах лежал смертельно больной человек.
В очередной раз тяжело вздохнув, Луиза отложила вышивку в сторону и с затаенной надеждой посмотрела на закрытую дверь, за которой можно было услышать голос Томаса. Миссис Пинс сочувственно посмотрела на подопечную. О размолвке между ней и мистером Уоррингтоном она узнала из первых уст — Луиза поведала обо всем в первый же вечер. И не сказать, что компаньонка не разделяла мнения мистера Уоррингтона о поведении Луизы. Напротив, его негодование нашло горячую поддержку у миссис Пинс, которая не преминула добавить, что в ее молодости подобный поступок неминуемо привел бы к наказанию и простым порицанием Луиза бы не отделалась.
— Скорее всего, Лоиз, вы бы два дня не могли нормально сидеть, — добавила миссис Пинс, поджав сухие губы. Тогда Луизу ужаснули ее слова, сейчас же она бы с радостью приняла любое наказание, которое было бы лучше этой невыносимой тишины. Он смотрел будто сквозь нее, не замечая, говорил, словно цедил слова, и после каждой подобной встречи Луиза не могла сдержать слез, чувствуя, что к свадьбе от нее останется лишь слабая тень.
Свадьба. Неужели и после он будет относиться к ней так же?! Тяжесть одного в общем-то незначительного проступка перенесет на всю их совместную жизнь?! О, матерь Божия, она не вынесет этого молчания!
Голоса в холле затихли, видимо, джентльмены снова заперлись в кабинете, в котором проводили теперь почти все время, свободное от поездок по плантации. Даже еду им все чаще приносили туда, лишив Луизу возможности видеть Томаса хотя бы за завтраком и обедом.
День, занятый напряженным ожиданием, подходил к концу. Томас, проверив, все ли на месте, устало выдохнул и потер глаза. Неизвестность изматывала. Нервы, натянутые, как тонкая струна, грозили вот-вот лопнуть. Он готов был сам ехать на встречу с Кингом, и давно бы так и сделал, но Саиб опять исчез. Его не видели ни в Орлеане, ни в Батон-Руж, ни в небольших городках в округе. Томас чувствовал себя добычей, вокруг которой кругами ходит тигр, постепенно сужая кольцо и готовясь вот-вот взять его в тиски и прыгнуть.
Он, Гудэхи, Свенсон — кажется, они давно забыли, что значит сон. Непрерывное ожидание опасности изматывало, лишая сил, мешая мыслить здраво. Сегодня они разругались, решая, кому лучше отправиться на поля проверять посты. Люди там мокли, сутками просиживая в воде, всматриваясь в дождливую пелену. Наконец Томас вспомнил, что они только сегодня отправили туда отряд на смену, и мужчинам оставалось лишь растерянно улыбнуться, пожимая плечами — усталость брала свое. Им непременно следовало отдохнуть. Волевым решением Томас отправил Гудэхи и Свенсона спать, а сам задержался в кабинете, всматриваясь в многочисленные заметки и карты и чувствуя, что совершенно ничего в них не понимает.
Последние дни давно слились в одно мутное пятно, в котором нельзя было разглядеть ни одного проблеска. Главное, что Луиза была здесь, под присмотром, и он мог защитить ее. Томас тяжело вздохнул, лестница, ведущая в его спальню, никогда еще не казалась такой длинной. Луиза. Он давно простил ее, напомнив себе, что восемнадцатилетние девушки очень часто лишены рассудительности и действуют порывисто и, как им кажется, дерзко. Стоило бы поговорить с ней, но времени на это катастрофически не хватало.
Поднявшись к себе, Томас закрыл дверь, отмечая, что слуги не только растопили камин, но и зажгли пару свечей, освещавших кровать мягким рассеянным светом. Адово пекло, он и сам не осознавал, как устал! Томас принялся стягивать темно-серый фрак, когда взгляд его упал на тень, черневшую на полу. Чужой профиль обрисовывался за ширмой. Томас бросил фрак на кресло и непринужденно подошел к тумбочке, расстегивая запонки. Затем наклонился, кладя их в фарфоровую подставку, и в следующую секунду уже выхватил пистолет, лежащий в верхнем ящике, и направил его на ширму.
— Лучше выходи. — Он взвел курок, сухо щелкнувший в тишине. — Не думаю, что выстрел в голову ты сможешь пережить.
Тень за ширмой покачнулась, и из-за нее медленно вышла Луиза. На бледном лице ярко блестели испуганные глаза. Томас выдохнул, опуская руку, и укоризненно посмотрел на девушку.
— Луиза, вы знаете, что я мог запросто вас пристрелить? Без слов?
Луиза молча кивнула, пытаясь совладать с дрожью.
— Что вы здесь делаете? Вам здесь не место. Возвращайтесь к себе. — Томас вернул пистолет на место и устало пригладил волосы.
— Нам надо поговорить. — Самообладание вернулось к Луизе, и она твердо посмотрела на жениха, полная решимости развеять все недомолвки. — Я никуда не уйду, пока вы не выслушаете меня.
— Вы невероятно настойчивы, — пробормотал Томас, отворачиваясь и расстегивая перламутровые пуговицы на атласном жилете. — Говорите, только быстрее, прошу вас. Я несказанно устал и хочу скорее лечь.
— Вы что, так и будете продолжать раздеваться? — испуганно спросила Луиза, наблюдая за тем, как к фраку присоединился жилет, а руки Томаса уже сражаются с завязками у горла рубашки.
— А что, вас это смущает? — Томас повернулся и улыбнулся краешком губ. — Вы видели меня и без рубашки, если память мне не изменяет.
— Но тогда мы были в лесу, и… — Луиза беспомощно замолчала, глядя, как он стягивает с себя батистовую ткань, оставаясь обнаженным по пояс.
— Луиза. — Томас замер, держа рубашку в руках. — У меня нет желания смущать вас сверх меры. Но, смею напомнить, это вы пришли ко мне в комнату и требуете чего-то. А значит, с вашего позволения, я продолжу свой вечерний туалет, пока вы рассказываете, зачем пришли.
Произнеся это, Томас, к облегчению Луизы, зашел за ширму. Она вспыхнула, расслышав звук расстегивающегося ремня, живо напомнивший ей тот, другой, так часто являвшийся ей во снах. Смущенно кашлянув, она начала:
