— Невероятно способствует аппетиту, — невозмутимо ответила Луиза, заставляя себя сделать последний глоток, чтобы с достоинством поставить на столик стакан. В гостиной повисла неловкая тишина. Наконец Луиза решилась, понимая, что кроме нее некому поведать бабушке о случившемся. Леди Грейсток слушала, не перебивая, с каменным лицом. И даже когда разговор зашел о настоящей личности лорда Нориджа, ни один мускул не дрогнул на ее лице. Когда Луиза завершила рассказ, она еще некоторое время задумчиво молчала, переваривая услышанное. Затем ее губы, сжатые так плотно, что превратились в тонкие белые ниточки, разжались, и графиня бросила лишь одно слово:
— Ублюдок!
— Леди Грейсток! — шокировано проговорила миссис Пинс, не ожидавшая услышать подобное от графини.
— Ублюдок он и есть, — фыркнула леди Грейсток. — Сын герцога, как же… И мы все поверили… Как же просто пустить пыль в глаза — достаточно выбрать имя погромче! — Она покачала головой. — Выходит, герцог Клеймор тоже связан с алмазами, иначе он бы не пошел на поводу у Нориджа и не объявил бы его своим наследником…
— Но есть ведь записи в церковных книгах, — пробормотала Луиза.
— Подделать метрики не составляет труда, были бы деньги! — Графиня откинулась на спинку дивана. — Какими мы все были слепцами, подумать только! — Она замолчала, потом вдруг повернулась к Луизе и взяла ее за руку. — Мне очень жаль, что я не смогла познакомиться с мистером Уоррингтоном. Уверена, этот джентльмен подошел тебе и ты была бы с ним счастлива.
Луиза сухо кивнула, не желая даже задумываться о том, почему бабушка говорит о Томасе в прошедшем времени. Несмотря на подавленное настроение, ужин, первый ужин в новом году, проходил непринужденно. Пытаясь не давать Луизе печалиться, все вспоминали разнообразные истории, связанные с Рождеством и с тем, как не хватает здесь снега, как хотелось бы услышать рождественские гимны, что поют дети на улицах.
— Луиза, может, ты вернешься со мной? — спросила вдруг леди Грейсток, когда ужин подходил к концу.
— Вернуться в Англию? — переспросила Луиза. — Признаться, об этом я не думала. Мое место теперь здесь. И плантация, и поместье — я не могу это все бросить.
— Ты можешь оставить дела на мистера Свенсона. — Графиня посмотрела на смутившегося управляющего. — Уверена, он отлично управится без тебя. А в Англии… Время пройдет, все забудется, ты сможешь снова выйти замуж…
— Замуж? — Луиза склонила голову, неверяще уставившись на бабушку. — Ты всерьез полагаешь, что я смогу снова выйти замуж?!
— Ты молода, и пока тебе кажется, что жизнь кончилась. — В голосе леди Грейсток послышалось несвойственное ей тепло. — Но это не так. Через год ты будешь смотреть на случившееся иначе. К тому же о твоем браке в Лондоне никому не известно. Всегда можно сказать, что ты путешествовала по Европе.
— Но я была замужем! — воскликнула Луиза. — Я не могу просто вычеркнуть из памяти это время!
— Сможешь, — в голосе леди Грейсток прорезалась сталь. Она снова оседлала своего любимого коня, пытаясь заставить Луизу поступить так, как нужно ей. — Но ты права, говорить об этом пока что слишком рано. Мы обсудим это позже, я ведь не завтра уезжаю.
— Я не думаю, что у нас будет что обсуждать, — сухо проговорила Луиза, не желая, впрочем, спорить с бабушкой.
Уже ночью, лежа в кровати, она снова и снова возвращалась к словам бабушки, думая о том, что в них действительно может быть смысл. Нет, не в том, чтобы выйти замуж, мысль об этом казалась дикой и кощунственной. Но вот о том, чтобы вернуться в Лондон, жить самой… Мечта о собственном салоне снова вспыхнула в голове, только теперь она могла бы вернуться вдовой, окруженной ореолом тайны и страданий. И действительно с грустной и снисходительной улыбкой выслушивала бы речи юных девушек, мечтающих о любви. О том, что ей самой в этом году исполнится лишь девятнадцать, Луиза не думала — в своих мыслях ей было немного за тридцать, именно этот возраст, как ей казалось, вызывает большее уважение и заставляет прислушиваться к словам. Впервые за последние дни она смогла заснуть спокойно, погружаясь в выдуманный мир, в котором больше нет Томаса.
Последующие дни мало чем отличались друг от друга. Утром, после завтрака, Луиза понемногу вникала в дела поместья, пытаясь разобраться в колонках цифр, договорах и записях, сделанных быстрым угловатым почерком Томаса. Рядом всегда находился Свенсон, готовый помочь и подсказать. Он тяжело переживал гибель друга, но скорбь выдавали лишь горькие морщины на лбу и переносице, да изредка с губ слетал прерывистый вдох. День проходил с бабушкой и миссис Пинс за вышивкой или обсуждением последних лондонских новостей.
Франческа, поглощенная делами лорда Бишопа и вступлением в наследство, выбраться к Луизе пока не могла. Она переехала в Новый Орлеан, где жила сейчас с дочерью. Де Шабри поселился рядом — забирать леди Бишоп к себе до окончания траура было бы верхом нахальства. Хотя сама вдова уже пригласила Луизу на свадьбу, назначенную на лето. Остальные дамы местного общества ограничились соболезнованиями в письменной форме. Правда, Монсиньи пыталась выразить свою поддержку лично, заявившись с дочерьми на порог «Магдалены» на следующий день после пожара в «Тризоне», но Адеола решительно заявила, что хозяйка не сможет принять ее в ближайшее время, и семейству пришлось покинуть поместье ни с чем.
К вечеру Луиза возвращалась в кабинет и засиживалась там допоздна, снова и снова вникая в бумаги, но чаще, оставаясь одна, она просто перебирала их, замечая пометки на полях, вчитываясь в родной почерк, пытаясь понять, что имел в виду Томас, отмечая тот или иной абзац, делая многочисленные сноски. Ему, любившему чистоту и порядок, навряд ли понравилось то, как изменился кабинет. Документы лежали повсюду, валялись на полу, среди раскрытых книг и развернутых договоров. Луиза запрещала пока прибираться здесь, полюбив по ночам ложиться среди них на полу и раскладывать в нужном ей порядке: что прочла, что предстоит прочесть, в чем разобралась, а что требует помощи Свенсона. Что не нужно в ближайшее время, и что пригодится ей совсем скоро. Свенсон закатывал глаза, не смея, однако, возражать. Адеола добродушно посмеивалась, с довольным видом рассказывая всем на кухне, как хозяйка трудится по ночам, пытаясь понять, как здесь со всем управляться. Мысли о том, что Луиза покинет поместье навсегда, приводили в отчаяние Адеолу и большинство слуг, успевших привязаться к молодой миссис Уоррингтон.
Февраль в Луизиане, казалось, не знал, что он зимний месяц, холодный и суровый. К середине месяца дожди, успевшие порядком надоесть всем англичанам «Магдалены», вдруг прекратились, и яркое голубое небо ранним утром настолько подняло настроение, что даже рабы запели, и их протяжная песня наполнила душу Луизы радостью и предвкушением чего-то нового. Перемен, которые действительно были ей необходимы. За прошедшие полтора месяца она все чаще приходила к мысли, что ей надо уехать. Без Томаса оставаться здесь Луиза не могла. И не хотела. Возможно, уезжать навсегда она не станет, но вернуться в Англию на год-другой уже не казалось такой уж ужасной идеей. Адеола лишь горько вздыхала, Свенсон, гордый возложенной на него ответственностью, обещал присылать Луизе отчеты раз в неделю и не принимать важных решений без того, чтобы с ней посоветоваться.
