— Мистер МакРайан спасёт её, вот увидите! — неустанно повторяла Мередит, прижимая к себе дочку.
— Бедная наша миссис Коули, — вздыхала миссис Дженкинс. — Пережить ужасы плена, чтобы потом сгинуть в водопаде…
— Она жива, — уверял Фрэнк. — Такие, как она, так просто не умирают. Вот увидите, этот чёртов ирландец привезёт её обратно целой и невредимой!
И город ждал, а вместе с ним ждал и Колум, медленно сходя с ума.
___________
*"Моё сердце в тебе, возлюбленная" — Фраза без слова "возлюбленная", т. е. Мэренн, с трудом отыскалась на просторах интернета. Имя Мэренн значит "возлюбленная", поэтому я позволила себе такую вольность в обращении с совершенно незнакомым языком. Если есть знатоки, что могу исправить, буду благодарна!)
**Т. к. в английском языке нет деления на "ты" и "вы" в привычном нам варианте, то переход на "ты" сделан, чтобы показать интимность момента)
========= Глава 21 ==========
Пятнистый жеребец, похожий на корову, неспешно трусил, милю за милей приближая к городу. Только топот копыт и стук собственного сердца — ни Киллиан, ни Алексис не спешили прервать слишком затянувшееся молчание. Алексис застыла мраморной статуей: спина ровная до хруста позвонков, руки вцепились в луку седла. Только бы ненароком не коснуться его, не откинуться ему на грудь, не показать, как ей на самом деле этого хочется. От вынужденного сидения в неудобной позе ныла спина, и это лишь усугубляло и без того отвратительное настроение. Раз за разом прокручивая разговор в хогане, Алексис всё больше приходила к мысли, что была не права. Может, не так всё поняла, ведь его предложение задержаться едва ли было продиктовано желанием снова вспомнить, каково с женой в постели. Ему было хорошо с ней. Так же, как и ей с ним, и этого факта уже было не изменить. Она гнала от себя все воспоминания о минувшей ночи, закрыла их в самом дальнем уголке души, с горечью понимая, что, стоит оказаться наедине с собой, и они вернутся, сводя с ума. Алексис опустила глаза, разглядывая узор из ярких бусин на платье, мечтая, чтобы эта поездка наконец закончилась.
Киллиан же мечтал пустить коня вскачь, преодолев расстояние до города как можно скорее. Алексис не желала касаться его, даже ненароком, хотя он видел, как от напряжения у неё сводит мышцы плеч, и спина… Разве можно так долго сидеть с такой прямой спиной? Ей было неприятно находиться рядом с ним, а он… О чём он вообще думал?! Злость на себя так и кипела в груди, вызывая желание сорвать её на ком-нибудь, и как можно быстрее. Впереди показался лес, и дорога уводила вглубь, к домику Алексис. К его дому. Он слышал, как она облегчённо вздохнула, и крепко стиснул челюсти, сжимая поводья.
Дом показался в просвете деревьев, и Алексис почувствовала, как глаза заполняются слезами: всё вокруг было таким тихим, мирным, будто и не было этих шести дней ада. И двор, заросший травой, и колодец, и забытая на крыльце книга — всё это вызывало светлое, щемящее чувство — она действительно вернулась домой. На мгновение радость от того, что они, наконец, добрались, затмила обиду и злость, и Алексис, обернувшись к Киллиану, сказала:
— Наконец дома! Спасибо вам!
Желваки на его скулах пришли в движение, а ледяной взгляд не обещал ничего хорошего. Он уставился на неё тяжёлым, нечитаемым взглядом и, наконец, произнёс, красноречиво уставившись на её грудь:
— Вы уже достаточно поблагодарили меня, миссис Коули.
Щёки Алексис вспыхнули, и улёгшаяся было злость вновь всколыхнулась, заставив выпалить:
— Уверена, вы были более чем довольны! Если бы ещё понимали, с кем именно провели ночь, я больше не чувствовала бы себя обязанной!
— Не понимаю, о чём вы, — процедил Киллиан, подводя коня к крыльцу и спешиваясь. Алексис прикусила губу, мотнула головой, загоняя внутрь предательски выступившие слёзы.
— Не делайте вид, будто не понимаете, о чём речь, — обида рвалась изнутри, отдаваясь горечью в горле. — Наверняка вы более чем счастливы тем, что провели эту ночь с женой! Так просто было представлять её на моём месте, не так ли? В темноте различий нет, а мои волосы…
— Что за чушь вы несёте? — прорычал Киллиан, подходя вплотную и кладя руки по обе стороны седла. — При чём тут моя жена?
— Мэренн, — язвительно произнесла Алексис, но былой уверенности уже не чувствовала. Киллиан выглядел растерянным, даже больше, чем утром, когда она сказала, что не хочет оставаться в резервации. — Разве не её имя вы произнесли, засыпая?
Несколько секунд Киллиан молчал, пытаясь понять, о чём она, а потом лицо его прояснилось и, к удивлению Алексис, губы растянулись в широкой улыбке.
— Так всё это время вы ревновали? Думали, что я был настолько одурманен, что не соображал, что делаю? И, главное, с кем?
— Кажется, одурманена была я, — с горечью прошептала Алексис. Потом распрямила плечи, с вызовом глядя прямо в его глаза: — Мы оба хороши, что уж тут. Но я хочу, чтобы вы знали — я не жду от вас никаких обещаний, из-за одной ночи с вами связывать свою жизнь я тоже не хочу. Вы вольны поступать так, как сочтёте нужным.
— То есть, даже то, что я не думал ни о ком другом ночью, ничего не меняет? — прищурился Киллиан. — Всё проще и лежит на поверхности, не так ли? Вам настолько претит мысль о том, чтобы моё имя связали с вашим, что вы благородно решили забыть обо всём? Может, сходите на исповедь, чтобы смыть позорное пятно с души?
— Что я буду делать после — моё дело. А вы как всегда пришли к неверным выводам.
— Так скажите, что верно, а что нет! — воскликнул Киллиан. — Скажите, что вы ждёте от меня услышать, что я должен сказать, чтобы вы поняли, что я ни о чём не жалею, более того, жажду повторения?
Он замолчал, тяжело дыша, напряжённо глядя на неё, что никак не вязалось со смыслом последних сказанных слов. Алексис молчала, — вытаскивать тисками признание в любви не хотелось. А Киллиан, видимо, не чувствовал к ней того, что разливалось в её груди, заставляя немедленно простить ему и грубость и то, что он так легко признаёт, что хочет её, но даже ни разу не сказал, что она ему хотя бы просто симпатична. К тому же ей тоже отчаянно, до дрожи в ногах хотелось повторения того, что между ними произошло. Она так долго была лишена близости с мужчиной, что сейчас чувствовала, что готова отдаваться снова и снова, нежась в крепких объятиях. Румянец вспыхнул на скулах, Алексис невольно втянула нижнюю губу, быстро её облизнув, и посмотрела прямо в его глаза.
Не говоря ни слова, он взял её за талию, снимая с лошади. Алексис обвила его шею, и Киллиан подхватил её на руки и пошёл к дому. Поднялся на крыльцо, распахнул дверь ногой, не сводя с её лица тяжёлого, темнеющего взгляда. Хлопнула дверь за спиной, отсекая от внешнего мира, и Алексис сама потянулась к нему, притягивая голову, впиваясь в губы. Жажда овладела ими, одинаковая, иссушающая. Не отрываться друг от друга ни на секунду, гладить, целовать, касаться обнажающейся кожи… Дыхание, сдвоенное, тяжёлое и частое, переплелось, опутало, звеня в ушах сумасшедшим током крови. Киллиан опустил Алексис на кровать, не сводя пылающего взгляда, спешно избавляясь от куртки, стягивая подтяжки и срывая через голову рубашку. Загремели об пол сапоги, и он вновь вернулся к ней, обжигающе горячий, плавящий сознание короткими касаниями губ к шее.
