Устало опустившись на сундук, Алексис почувствовала, как на глазах вскипают слёзы — всё это так разительно отличалось от картины, что она представляла себе, когда ехала сюда! Пересекая половину континента, трясясь в поезде, а потом в дилижансе несколько недель…
Внизу раздался взрыв смеха, и донеслись звуки пианино — вечер в салуне только начинался. В животе громко заурчало, и Алексис всё-таки всхлипнула, прикусив губу. Такой одинокой и потерянной она не чувствовала себя, кажется, никогда. А ведь было время, казалось, что хуже уже быть не может… Глаза отчаянно слипались, но, рассмотрев кровать ближе, Алексис засомневалась, можно ли на неё ложиться. Пятна, покрывавшие одеяло, вызывали сомнение в том, что его стирали хотя бы раз. Порывшись в сундуке, девушка достала шерстяную шаль до пола, завернулась в неё, как в кокон, и осторожно прилегла на край кровати. Матрас обиженно скрипнул, от подушки поднялось облачко пыли. Оглушительно чихнув, Алексис зарылась с носом в мягкую шерсть, слабо пахнувшую лавандой, и сама не заметила, как провалилась в сон.
За окном уже стемнело, когда она проснулась и некоторое время пыталась понять, где находится. Внизу громко играла музыка, изредка её перекрывали крики и визгливый смех. В дверь постучали. Опасливо подойдя к двери, Алексис спросила:
— Кто там?
— Я принесла вам поесть, мэм, — послышался бодрый девичий голос. Приоткрыв дверь, Алексис разглядела невысокую тонкую фигурку с подносом и поспешно отступила, пропуская девушку внутрь.
— У вас здесь темновато, — заметила та, с трудом разглядев сундук и водрузив туда поднос. Завозившись со спичками, Алексис зажгла лампу и наконец смогла разглядеть девушку. Она оказалась очень молодой, едва ли есть семнадцать. Ещё по-детски круглые щёки, ярко-голубые глаза и светло-русые завитые волосы, даже с виду мягкие и пушистые. В причёску девушка их не собирала, они рассыпались по плечам и груди, целомудренно прикрыв низкий вырез голубой рубашки. Алексис вспыхнула, поняв, что разглядывает незнакомку слишком уж пристально. Впрочем, та не отставала, не отрывая заинтересованного взгляда.
— Меня зовут Кайла, — наконец представилась девушка.
— Алексис Коули. — Не зная, о чём можно говорить с подобными созданиями, Алексис неловко замолчала.
— Фрэнк просил передать, чтобы вы не спускались по нужде ночью, — смущённо ответила Кайла. Казалось, что ей находиться в одной комнате с миссис Коули было так же непривычно. — Отхожее место для м-м… дам находится внизу, на заднем дворе. Но сейчас туда лучше не соваться. Если что, у вас есть ночной горшок. А содержимое выльете поутру, когда все разойдутся.
Алексис молча кивнула, чувствуя, как щёки медленно заливает краска. Спрашивать у Кайлы о воде для умывания она не стала — ясно же, что сейчас никто её не принесёт. Но девушка развеяла её опасения, вернувшись к более насущной теме для обсуждения.
— Здесь бифштекс и бобы, а также питьевая вода. — Она кивнула на поднос. — А ещё вода для умывания, — взгляд на кувшин. — И ещё, — Кайла развернулась, собираясь уходить, но остановилась на пороге. — Закройте дверь на засов. Там внизу ковбои празднуют удачный перегон, а когда напьются, могут и не различить, где благородная миссис, а где продажная девица.
— Сколько вам лет? — вырвалось у Алексис, прежде чем она успела подумать об уместности подобного вопроса.
— Двадцать два, — улыбнулась Кайла и кокетливо повела плечом. — Мужчинам нравится показная невинность.
— О, — только и смогла сказать Алексис, с трудом сдерживая себя, чтобы не засыпать девушку вопросами. К тому же та явно не горела желанием рассказывать о себе. Или просто спешила вниз, стремясь заработать побольше денег этой ночью.
Кайла ушла, и Алексис тут же бросилась к двери, задвинув засов. Потом подумала и для надёжности придвинула ещё и сундук, сразу почувствовав себя увереннее. И только тогда осмелилась расстегнуть пуговицы под горлом, распахнув воротник дорожного платья. Потом смочила платок в воде и с наслаждением обтёрла шею и лицо. Конечно, полноценное купание подобные обтирания заменить не могли, но дарили хоть какое-то облегчение. Приведя себя в порядок и оставив немного воды на утро, Алексис поужинала, признав, что мясо было не так уж и плохо. По крайней мере, не напоминало подошву сапога, как было на последнем постоялом дворе, где останавливался дилижанс. Утолив голод, она снова завернулась в шаль и, не раздеваясь, легла, настороженно прислушиваясь к шуму внизу. Хохот, крики, звон отодвигаемой мебели и весёлый мотив, наигрываемый на пианино — Алексис не смогла сомкнуть глаза до рассвета, вздрагивая и прислушиваясь к голосам, звучащим под окном. Несколько раз слышались шаги на лестнице, и сердце замирало от страха, но ломиться в дверь никто не пытался. Только когда небо стало сереть, а жизнь в салуне — затихать, Алексис смогла забыться беспокойным сном.
Солнце ещё не показалось из-за вершины Пайкс-Пик, когда Алексис, крадучись, вышла из комнаты и, осторожно держа в руках ночной горшок, быстро спустилась вниз. Задний двор салуна был пуст. По вытоптанной, потрескавшейся земле важно расхаживала курица, то и дело останавливаясь над очередной чудом уцелевшей былинкой. У двери в салун стояло несколько бочек, дальше — дровяной сарай, а следом искомые домики. Какой из них для мужчин, а какой — для женщин, угадать было сложно, поэтому Алексис быстро распахнула первую дверь, морщась от запаха, и вылила содержимое. О чистоте здесь точно никто не заботился.
Вернувшись к себе, Алексис собралась было дождаться МакРайана, но поняла, что просидеть здесь целый день не сможет. А потому, приведя себя в порядок, вышла, радуясь, что платье не слишком помялось и ещё выглядит вполне прилично. Внизу, прямо под ногами, послышались знакомые голоса, и Алексис замерла с ключом в руке. Один из голосов принадлежал отцу МакРайану, а во втором она узнала его брата. Слов было не разобрать — братья говорили на языке, отдалённо напоминавшем английский, но состоящем, казалось, из сплошных шипящих.
— Хорошо! — наконец воскликнул раздражённый Киллиан, и Алексис вжалась в дверь, будто её могли увидеть. Но ничего не происходило, внизу было тихо, и, решившись, она спустилась вниз, чтобы буквально столкнуться с младшим МакРайаном лицом к лицу. Он выглядел так же помято, но глаза уже не казались такими мутными и смотрели ясно и оценивающе.
— Миссис Коули. — Киллиан приподнял двумя пальцами несуществующую шляпу, обдав Алексис устойчивым запахом виски.
— Мистер МакРайан, — сухо кивнула она, собираясь его обойти.
— Постойте!
Алексис обернулась, удивлённо глядя на него.
— Я хотел извиниться за своё вчерашнее поведение. Я вёл себя недопустимо по отношению к такой респектабельной мисс, который вы, наверняка, являетесь. — Его нахальный взгляд оценивающе прошёлся по её фигуре, поднимая волну раздражения. Не удержавшись, Алексис поморщилась.
— Вы всегда грубите незнакомым женщинам, мистер МакРайан?
— Нет, только хорошеньким, — лениво улыбнулся Киллиан, продолжая разглядывать её. Светлые волосы уложены в строгий гладкий пучок, платье застёгнуто на все пуговицы — Алексис Коули олицетворяла собой само благочестие и неприступность.