— Как ты мог?.. — прошептала Алексис, выдыхаясь. Слёзы хлынули из глаз и, прерывисто вздохнув, она обняла его, прижалась со всей силы, на какую была способна, и его руки несмело легли на плечи, словно вспоминая, каково это — касаться её. Пережитый страх, потрясение, злость сменялись всепоглощающим счастьем. Алексис зажмурилась, крепко втянула воздух, и вдруг замерла, смущённо отстранившись. Подняла глаза, разглядывая стоявшего перед ней мужчину, ища и не находя сходства с Джоном.
Он словно стал ниже, — где гордый разворот плеч, где военная выправка, посадка головы и смех, лучившийся в уголках глаз? Она схватила его за руку и потащила наружу, не обращая внимания на шуточки, которыми обменивались его подельники. Сейчас её меньше всего волновали Барни и его банда, а про Колума она и думать забыла — главное, удостовериться. Увидеть, что это Джон, её Джон. Но на свету правда начала обретать уродливый оттенок гротеска. Густая светло-русая борода скрывала уродливый шрам, протянувшийся от уголка правого глаза вниз, через щёку, отчего глаз опустился, наполовину скрывшись за веком. А карие глаза словно выцвели и смотрели без тепла, оценивающе.
— Что, нравлюсь? — хмыкнул Джон, окидывая Алексис внимательным взглядом, задержавшимся на груди. — А ты, я смотрю, неплохо устроилась.
— Неплохо устроилась?! — с негодованием воскликнула Алексис, отступив на шаг. — Я лишилась всего: дома, привычной жизни, денег… Мне приходилось выживать одной, без помощи, без возможности опереться на кого-то. А всё это время ты колесил по стране в своё удовольствие — вот уж кто неплохо устроился!
— Такой хорошенькой женщине, как ты, Алексис, это явно было несложно. Достаточно было несколько раз улыбнуться, как ты умеешь, и позволить мужчине чуть больше, чем просто невинный флирт, — ехидно парировал Джон, хватая её за руку и поднося к лицу. — Твои руки по-прежнему белые и гладкие, я вижу, физический труд тебе незнаком? Кем ты здесь работаешь? Я успел побывать в местном салуне, с виду вполне приличное заведение.
Рука Алексис снова взметнулась вверх, но Джон успел перехватить её, крепко сжав запястье.
— Не смей, — угрожающе прошипел он, и от ярости, мелькнувшей в глазах, стало страшно. — Не смей вести себя, как оскорблённая невинность! Я всё знаю про тебя, Алексис Коули, и про то, как хорошо ты устроилась после того, как оказалась на улице. Долго ты не бедствовала, а? Я лежал в госпитале полгода, и всё это время пытался принять себя таким, каким стал. Пытался уверить себя, что ты ждёшь меня любого. Что тебе будет всё равно, сколько шрамов оставила на моём теле война!
— Мне и было всё равно! — Алексис поморщилась от боли в запястье, которое он по-прежнему продолжал сжимать. — Я каждую минуту молилась, чтобы ты вернулся ко мне! Но мне пришло лишь извещение о твоей смерти!
— Поначалу я не знал, что они ошиблись, — довольно улыбнулся Джон, отпуская её. Запустил руки в карманы и в волнении сделал несколько шагов, останавливаясь за спиной Алексис. — А когда узнал — обрадовался. Потому что это — счастье, — прошептал он, склонившись к её уху. — Знать, что тебе не нужно больше идти и умирать за идиотов, цепляющихся за прошлое. Что можно начать жизнь с чистого листа и стать тем, кем ты хочешь.
— И ты стал, — горько бросила Алексис, повернувшись к нему. — Ты стал бандитом, которые насилует женщин и грабит дилижансы!
— Не тебе меня судить. — Джон тепло улыбнулся, на миг став тем, прежним, из прошлого. — До конца войны мне пришлось скрываться, чтобы не сочли дезиртиром и не расстреляли свои же. Или чтобы янки не бросили в тюрьму, надеясь обменять на кого-то из своих… Но когда я вернулся домой, — его глаза снова сузились, а в голосе зазвенело презрение, — я узнал, что моя нежная, горячо любимая женушка пошла содержанкой в дом янки!
— Это неправда! — в отчаянии воскликнула Алексис. — Я ушла из его дома, едва он попытался что-то сделать!
— Чушь! — фыркнул Джон, приподняв верхнюю губу и обнажив зубы. — Все женщины — шлюхи, зависит только от того, сколько им предложишь! Уж теперь-то я точно это знаю.
— Кем ты стал? — Алексис потрясённо смотрела на него, не узнавая. — Что с тобой стало?
— Жизнь. — Джон поднял глаза к небу, словно залюбовался орлом, одиноко парящим над ними. Сверху слетел пронзительный крик, и снова стало тихо. — И смерть. — Он снова впился в неё взглядом. — Ты хоть представляешь, каково это — смотреть, как каждый день, каждый час рядом с тобой умирают друзья? Гнить в окопах, полных воды, в поганом обмундировании, в дырявых сапогах? Проигрывать, понимая, что теряешь не свой мир, гори он в аду, — теряешь себя прежнего с каждым выстрелом, который совершил?
— Я знаю тех, кто остался человеком после войны, — вскинула подбородок Алексис. — И один из них сейчас сидит здесь.
— Ты теперь на стороне янки, дорогая? — Джон насмешливо цокнул языком. — Кстати, что ты вообще здесь делаешь, дорогая? Решила скрасить досуг священника? Ты ведь знаешь, правда, кем он является на самом деле?
— Знаю. — Алексис вдруг почувствовала огромную усталость, будто стержень, державший спину прямо, резко выдернули, оставив пустую оболочку. — А так же знаю, что и он, и его брат гораздо лучше всех вас, вместе взятых.
— На-адо же! — протянул Джон. — Ты и с братом, оказывается, знакома? С ним ты тоже спишь? И кто из них лучше?
— Ты жалок, — устало сказала Алексис. — Не за этого человека я выходила замуж.
— Ты, кстати, до сих пор моя жена, если не забыла.
Джон в два шага сократил расстояние между ними, крепко хватая за плечи и притягивая к себе. Алексис упёрлась ладонями в его грудь, не давая приблизиться, глаза полыхнули гневом:
— Не смей!
— А то что? Прискачет МакРайан и убьёт меня? А ты сможешь пережить гибель любимого мужа прямо у тебя на глазах?
— Лучше бы ты погиб на войне, — прошептала Алексис. — Ты не стоил тех слёз, что я на тебя потратила.
Джон дёрнулся, как от пощёчины, усмехнулся как-то отчаянно-злобно и резко прижался к её губам.
— Эй, Джереми! — донеслось до Алексис сквозь сумасшедший шум в ушах. — Правила одинаковы для всех! Срать я хотел на то, жена она тебе или нет, все развлечения в лесу. И по очереди, слышал?
Джон с сожалением выпрямился, пожал плечами: — Тогда я второй после тебя, Барни. Не возражаешь?
— Думаю, это твоё право! — весело крикнул Барни. — А теперь веди птичку обратно, нечего тут светиться.
— Там, кстати, у церкви стоит повозка с лошадью. Её, наверное, лучше бы привести сюда, а то из города могут увидеть, — заметил Джон, заводя Алексис в конюшню и сажая рядом с Колумом. Она неосознанно придвинулась ближе, что не ускользнуло от мужа. Он многозначительно хмыкнул и отвернулся, отходя к дверям. Колум дёрнулся к ней, подался вперёд, жалея, что не может обнять, успокоить, защитить.
— Вы всё слышали? — грустно шепнула Алексис, положив голову ему на плечо. Все неловкости, когда-либо бывшие между ними, вдруг сгладились, стали настолько пустыми и неважными!
