Книга Подземный художник, страница 105. Автор книги Юрий Поляков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Подземный художник»

Cтраница 105

Тем не менее Свирельников выбрал квартиру в новом корпусе на Зоологической улице с окнами на зоопарк, но тут случайно встреченный Ашотик сообщил под большим дружественным секретом, что, по тщательно проверенным слухам, скоро должен случиться обвал рынка жилья и дистрибьюторы станут отдавать площадь почти даром. Михаил Дмитриевич решил дождаться конъюнктуры, а пока купить хотя бы новую кровать, и вечером повел жену в открывшийся неподалеку от них магазин «Мебельон», про который постоянно крутили по телевизору рекламный ролик со смешным слоганом: «Всеобщая мебелизация населения!» Непонятно даже, зачем он это сделал, ведь чувствовал же, что никакая новая кровать не спасет их распадающийся брак.

Тоня грустно бродила по торговому залу величиной с футбольное поле, равнодушно рассматривая несметные мебельные богатства. Всего десять лет назад от одного вида этого изобилия несчастный советский новосел, несколько месяцев томившийся в очереди за румынской стенкой, мгновенно сошел бы с ума, а теперь кроме них по лабиринту из гарнитуров прогуливались еще две-три любопытствующие пары. Вскоре жена остановилась возле огромной испанской кровати, стилизованной под начало XX века. Спинка была сделана из никелированных трубочек, которые, переплетаясь, образовывали позолоченное сердце, пронзенное большой оперенной стрелой.

– Жуть! Какая замечательная жуть! – изумилась Тоня. – Впрочем, кровать и должна быть вызывающе безвкусной.

– Почему?

– Ну, а чего хорошего в физиологии? Господь мог бы и животный низ сделать подуховнее.

– Например?

– Ну, не знаю… Ну, потерлись носами – и через девять месяцев на сносях…

– Но носки тогда бы носили не на ногах… – включился в игру Свирельников.

– Грубо! – поморщилась она. – А развод называли бы разнос…

– А насильников – носильниками.

– Лучше! – похвалила Тоня. – А хороших мужей – сносными.

– А плохих жен – относительными…

– А рогоносцев носорогами.

– Купить тебе эту кровать? – спросил он, понимая, что не перекаламбурит ее.

– Мне? Зачем… Шекспир оставил нелюбимой жене по завещанию вторую по качеству кровать.

– Как это?

– Понятия не имею. Ученые до сих пор спорят…

Кровать они тогда так и не купили. А Тонькин совокупец, если такой крутой, мог бы и раскошелиться. Это с надоевшей женой все равно, где носами тереться, а новые ощущения требуют простора и удобств!

Свирельников уже выходил из бывшей своей спальни, когда вдруг заметил еще одно возмутительное новшество: он исчез из «Третьяковки» – так Тоня называла два десятка фотографий в рамочках, висевших на стене и отображавших всю их семейную и даже досемейную историю. Когда Михаил Дмитриевич заезжал в последний раз, он на правах мужа и отца наличествовал почти на каждом снимке: чокался с невестой, принимал на руки «конверт» с новорожденной Аленкой, вел ее в школу, встречал Новый год в кругу семьи, осматривал вместе с Тоней заморские развалины… А теперь его не стало, как будто вообще никогда не было! И вот что самое подлое: для каждой рамочки нашлась вполне равноценная замена. На свадьбе белоснежная невеста чокалась с Валентином Петровичем, «конверт» бережно держала на руках Полина Эвалдовна, из школы Аленка возвращалась с подружкой, а развалины Тоня осматривала в гордом одиночестве. А самый первый их совместный снимок, сделанный в фойе «Таганки», оказался жестоко обрезан: стоявшие по бокам Свирельников и Синякин исчезли – остались лишь улыбающиеся Тоня и Нинка.

Все! Баста!! Его больше не было…

33

А ведь с того снимка все и началось! Точнее, продолжилось, потому что началось это тогда, когда он пошел провожать Тоню домой. Поделив билеты, героически отвоеванные у мафии, они направились к метро и обнаружили, что двери уже закрыты. Богатенький Синякин пошарил по карманам, сосчитал депансы (чтобы, как говаривала Тоня, «даром не рискнуть садиться в дилижансы») и поймал проезжавшую мимо «неотложку». Он долго уговаривал шофера ехать на Ленинский проспект, уломал и отбыл, захватив с собой Нинку, жившую тогда по пути – на площади Гагарина.

Веселкин объявил, что дойдет до Курского вокзала и будет дожидаться первой утренней электрички до Обираловки. Тоня тоже решила добираться домой пешком, а если повезет, подъехать сначала на «бэшке» до Земляного Вала, а потом на третьем автобусе – до Бакунинской. Тут-то и выяснилось, что живут они почти рядом: Свирельников – на Спартаковской площади, она – на Большой Почтовой.

Шагая вниз по Садовому кольцу, соратники шумно обсуждали случившееся. Вовико ерепенился и сожалел, что дело не дошло до драки, а то бы он им показал!

– И хорошо, что не дошло, – рассудительно заметила Тоня. – Этот Млечников, по-моему, очень опасный человек…

– Коротышка!

– А почему они тогда все так его слушаются?

– Может, у них подпольная организация? – предположил Свирельников.

– Ну, конечно, так им КГБ и разрешило!

– Я же говорю: подпольная.

– Не смеши меня! – хмыкнул Веселкин. – У нас подполья не бывает!

– Это точно! – согласилась Тоня.

Перешли Яузу и остановились возле заиндевевшей витрины книжного магазина «Новелла». Внутри с убогой изобретательностью были разложены собрания сочинений основоположников, брошюрки съездов и многочисленные переиздания брежневской трилогии «Малая земля», «Возрождение», «Целина».

– Скоро они одной книгой выйдут! – сообщил Свирельников. – Знаешь, как называться будет?

– Как?

– «Майн кайф»!

– Смешно… – Тоня одобрительно глянула на смелого курсанта.

Около Курского, перед тем как отправиться спать в зал ожидания, Веселкин, гнусненько усмехаясь, предупредил:

– Вы без меня не озорничайте!

Тоня нахмурилась и брезгливо передернула плечами, как от озноба. А Свирельников, когда она, повернувшись к ним спиной, независимым шагом пошла прочь, показал однокурснику кулак и бросился вслед за новой знакомой. Нагнав ее, он некоторое время шел молча, не решаясь после выходки приятеля возобновить разговор.

– Он у вас нормальный? – наконец спросила девушка.

– Надя, вы извините!

– Меня зовут Тоня.

– Простите. – Ему стало жарко от своей непростительной бестолковости. – Вы похожи на мою одноклассницу. Ее звали Надей… Я даже сначала подумал, что вы – это она.

– Но теперь-то вы поняли, что я – это я?

– Понял.

– Странный у вас друг, – после долгого молчания отозвалась Тоня.

– У него было трудное детство…

– У Горького тоже было трудное детство!

Они свернули в переулок. Шел игольчатый искрящийся снег. Москва была совершенно безлюдная, пустая, словно огромный ночной склад. На запорошенном тротуаре виднелись только их следы, пятившиеся и терявшиеся за поворотом. Казалось, в городе больше никого нет и никогда не было.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация