– Стой! Кто идет? – Из тени вышагнул боец в каске и плащ-палатке времен Великой Отечественной.
На груди у него висел настоящий ППШ с круглым диском.
– А переночевать у вас можно? – удивленно спросил Свирельников.
– Нельзя.
– Почему?
– Спецобслуживание.
– Но в рекламе сказано: всегда есть свободные места.
– Всегда есть, а сегодня нет. Спецобслуживание…
Боец подошел совсем близко – теперь их разделял только шлагбаум. Лицо под каской было опухшее, серое, небритое, но знакомое. И голос, точнее, не голос, а округлая болгарская интонация – тоже была знакома.
– Витька! – наконец догадался Свирельников.
– Возможно… – насторожился солдат.
– Волнухин!
– Ну! – согласился он, подозрительно оглядывая приезжего и его джип. – А вы, к слову сказать, кто?
– А я, к слову сказать, Свирельников.
– Какой еще Свирельников?
– Мишка Свирельников. Ты что – забыл?
– Погоди! Мишка… Мишка, ты, что ли?
– А кто же?
И они совершенно по-киношному обнялись через шлагбаум. От Витьки пахло тяжким мужским потом, луком и плохой водкой.
– Ты откуда? – спросил Волнухин, оторвавшись от друга детства.
– Я из Москвы.
– А чего ночью?
– Мы за грибами. Чтоб с утречка! А ты чего здесь делаешь с автоматом?
– Чего-чего! Сам не видишь? Представляюсь. Вроде швейцарца…
– А землянки откуда?
– Они здесь были. Это же Ямье…
– Ямье?
– Ну! Не узнал разве? Эва – там Ручий, а там деревня…
– Здорово! – Свирельников подивился чьей-то доходной выдумке.
Тем временем донесся отчаянный женский визг. Из-под земли выскочила совершенно нагая и вполне кондиционная девица с аккуратно выстриженными гитлеровскими усиками на лобке. За ней вывалился голый толстый волосатый мужик с выгнутой немецкой фуражкой на голове.
– Хальт! Партизанен! – орал он дурным голосом. – Цурюк!
Она убегала, смеясь и призывно оглядываясь. Розовое, слегка дымящееся в лучах прожектора тело мелькнуло между кустов, и послышался всплеск – девица упала в Ручий. «Немец» затрясся вдогонку. От его малинового, разогретого мяса валил густой пар, затем раздался тяжелейший удар о воду и счастливое рычание. Следом из землянки вышел еще один пузатый, обернутый по чресла простынкой, он мечтательно поглядел на звезды, несколько раз шумно вдохнул-выдохнул ночной аромат и тут заметил джип у шлагбаума.
– Витька, кто это? – начальственно крикнул толстяк.
– Переночевать хотят! – подчиненно отозвался Волнухин.
– Я же тебе сказал: спецобслуживание. Извинись – и пусть уезжают!
– Я же объяснял: спецобслуживание! – громко и противно повторил Витька, а шепотом добавил: – Хозяин. Такая сука! Миш, сдай метров двести! Я скоро подойду…
Свирельников вернулся в машину.
– Там голые бегают! – радостно наябедничала Светка.
– Ну и пусть бегают. Сдай назад! – приказал он Леше. – Метров двести.
Они отъехали так, чтобы их не было видно от шлагбаума.
– Давай что-нибудь накрой поесть и выпить! – распорядился директор «Сантехуюта».
Пока водитель доставал из багажника водку, хлеб, огурцы, колбасную нарезку, стаканчики и размещал все это на большой салфетке, расстеленной по капоту, Светка выпрыгнула из машины, сладко потянулась и решительно направилась в лес.
– Ты куда? – спросил Михаил Дмитриевич.
– Есть вопросы, которые порядочным девушкам не задают! – величественно ответила она, гордо зашла за кусты и тут же выскочила оттуда с криком. – Ой, там кто-то шуршится!
– Тут змеи водятся! – сообщил Свирельников.
– Ядовитые?
– Конечно. А укус в голую попу смертелен!
– Да ладно!
Он достал из «бардачка» фонарь и направил луч в то место, на которое показывала напуганная подружка. В круге света возник ежик с искрящимися колючками и красными, ослепленными глазами.
– Ух ты! – восхитилась Светка. – Как в мультфильме «Ежик в тумане».
Зверек сначала застыл от неожиданности, потом подергал острым черным носиком и бросился бежать, перебирая довольно длинными лапками с коготками, похожими на младенческие пальчики. Михаил Дмитриевич догнал его и легонько пихнул ногой – тот сразу свернулся в клубок, обиженно затарахтев. Светка присела над ним и, сломив прутик, осторожно ткнула в колючки – еж подпрыгнул и даже завибрировал от возмущения, сжавшись еще туже.
– У, какой! Давай возьмем в Москву. У всех кошки и собаки, а у меня будет ежик…
– Сдохнет в квартире.
– Да, хомяки у меня всегда умирали… – грустно согласилась она. – Пусть живет!
Услышав это, Свирельников вдруг вспомнил про то, что сейчас происходит, а возможно, уже произошло в Москве, – и ему страшно, до обморока, захотелось выпить. Тут как раз и пришагал Волнухин в развевающейся плащ-палатке:
– Вот вы где!
– Дядя, вам, наверное, не сказали: война-то кончилась! – хихикнула Светка.
– Веселая у тебя дочка!
– Папочка, познакомь нас!
– Это Виктор – друг моего детства. А это Светлана – моя… невеста…
– Да ну? – изумилась Светка. – Запомните: он при вас обещал на мне жениться!
Волнухин недоуменно переводил взгляд с жениха на невесту, соображая, разыгрывают его или говорят серьезно, потом, кажется, так и не поняв, сообщил, что его дочь тоже вышла замуж и живет теперь в Дубне.
– Надо за встречу! – предложил Свирельников, чтобы замять неловкость, а главное – избавиться от нараставшего чувства подлости.
Они подошли к машине, где все было готово, а шофер, услыхав пожелание босса, предупредительно разливал водку в три целлулоидных стаканчика.
– А почему только три стакана? – спросил Волнухин.
– Я – водитель! – жалобно объяснил Леша.
– А то я водилой не был! Буль-буль – и за руль!
– Можно. К завтрашнему вечеру выветрится, – разрешил директор «Сантехуюта».
Налили в четвертый стакан. Виктор закинул за плечо автомат и принял в руки хрупкую емкость с трепетной деликатностью, которая выдавала в нем серьезно пьющего человека. Светка поднесла водку к носу и подозрительно принюхалась. Леша взял стаканчик с показательной неохотой, как бы подчиняясь воле настойчивого коллектива.
– За встречу!
Целлулоидные края встретились, хрустнув. Виктор опрокинул и сразу побагровел. Леша выпил умело, но все с тем же постным выражением праведника, насильно вовлеченного в недоброе дело. Свирельников принял водку, словно лекарство от боли.
