– А еще десять кусков? – строго спросил Михаил Дмитриевич.
– На следующей неделе. Аренда подойдет…
– Напоминальщиков присылать больше не надо?
– Не надо, – с плаксивой твердостью ответил должник. – Зачем ты так?!
– Как?
– Не по-людски!
– А полгода от меня прятаться – по-людски?
– А если я попал? Что тогда?
– Ты попал – твои проблемы. Я тебя предупреждал: дом подозрительный. Но ты же умней всех! А почему я должен из-за тебя попадать? Ты брал у меня на полгода. Сегодня какое число? Какое, я тебя спрашиваю?
– Одиннадцатое…
– Правильно. Месяц какой?
– Сентябрь.
– Вот именно!
– Все равно не по-людски, – тихо произнес Фитюгин. – Квартиру… новую… только ремонт сделал… даром отдал… – Он махнул рукой, всхлипнул и, пошатываясь, пошел вон.
– Прятаться не надо! – вдогонку крикнул Свирельников и ощутил совестливое неудовольствие собой.
Фетюгин занял у него под проценты приличную сумму, а когда пришло время возвращать, начал динамить самым наглым образом: прятался, ложился в больницу, уезжал за границу, отключал телефоны… Конечно, не из вредности: по случаю купив на Каланчевке выселенный дом, он хотел переоборудовать его в склад-магазин, а зданьице оказалось с обременением. Ни туда ни сюда… Тяжелый случай. Каждый может так попасть. Если бы Фетюгин пришел и честно повалялся в ногах, Михаил Дмитриевич, может быть, и потерпел бы – процент-то идет. Но игра в прятки возмутила его до глубины души, и он попросил Алипанова поторопить мерзавца. Поторопили его вполне убедительно: отловили возле квартиры, которую тот втихаря снимал в Печатниках, дали подержать «магнум», а потом объяснили, что ствол рабочий. Если в течение недели долг не будет возвращен, запросто можно, не сделав ни единого выстрела, стать знаменитым киллером, за которым давно охотится весь МУР.
Вот деньги сразу и нашлись.
Но Фетюгина, хнычущего, разорившегося, ничтожного, все равно было жалко. Нечто похожее чувствуешь, например, к уличному калеке, ведь и ты в любой момент можешь стать таким! Зацепить спьяну от проститутки какой-нибудь жуткий вирус… Или попасть под машину – и сделаться недвижным, беспомощным, гадящим под себя бревном. Или, пока эта старая театральная зараза кормит своих кошек, получить в подъезде по голове – и превратиться в хихикающего идиота, вроде Гладышева. А ведь какой был звездный мальчик: МГИМО, три языка, ушу, теннис, пенис, жена – бывшая мисс Удмуртия! На всех гламурных обложках:
ВИТАЛИЙ ГЛАДЫШЕВ – секс-символ российского среднего бизнеса.
Империя закусочных «Русский чайник» Виталия Гладышева.
Торжественное открытие первого «Русского чайника» в Лондоне.
Ну и что? Ничего. Ладно бы еще за дело, а то просто перепутали в подземном гараже с каким-то кидалой, съездили по голове бейсбольной битой – и вот вам пожалуйста: перелом основания черепа, паралич, потеря памяти и слюнявое недоумение на всю оставшуюся жизнь. Чайниковую империю, ясное дело, тут же растащили друзья-соратники. Обобрали до нитки. Ничего у Гладышева не осталось – одна мисс Удмуртия. Декабристка: возит мужа в коляске, кормит с ложечки и сопли утирает. А вот интересно: если бы, не дай господи, с ним такое случилось – Тонька возила бы в коляске? Наверное, все-таки возила бы! А Светка – нет, Светка до ближайшей помойки…
«Может, это Фетюгин нанял бритого в “жигуленке”? Чтобы не отдавать…» – невпопад подумал Свирельников и даже вспотел от этой простой мысли.
Но тогда почему вернул деньги? Или, как Гладышева, с кем-то перепутали? Нет, без специалиста не разберешься!
Михаил Дмитриевич набрал номер.
– Алло! – после первого же гудка отозвался Алипанов.
Впрочем, он говорил не «алло», а какое-то насмешливое «аллю». И даже не «аллю», а скорее «аллёу!».
Голос у него был низкий, неторопливый, с южным оттенком и мягким «г». С «г-фрикативным», как сказала бы Тонька.
– Это я. Все в порядке! – доложил Свирельников. – Отдал. За ним еще десятка осталась. Обещал на следующей неделе.
– Ну вот, а ты боялся!
– Готов соответствовать.
– Давай завтра. В обед.
– А если сегодня? Есть проблемы.
– Что такое?
– Сам не пойму…
– С Фетюгиным?
– Нет, со мной.
– Серьезные проблемы-то?
– Если мне с похмелья не мерещится, то – серьезные.
– Та-ак, – задумался Алипанов. – В десять где будешь?
– В поликлинике.
– Заболел?
– Профилактика.
– Все болезни от профилактики. Где поликлиника?
– Большой Златоустинский переулок.
– Что-то знакомое…
– Это как от Маросейки идти к Мясницкой. Слева по ходу будет арка…
– Погоди! Златоустинский… Как он раньше-то назывался?
– Большой Комсомольский.
– Так бы сразу и сказал: иду по Большому Комсомольскому от Богдана Хмельницкого к улице Кирова… Слева арка. Дальше?
– Проходишь через арку и видишь дом с колоннами. Это поликлиника. Я тебя у клумбы, на лавочке буду ждать.
– Договорились. А что, Фетюгин здорово вибрировал?
– Здорово.
– Это хорошо!
8
Михаил Дмитриевич познакомился с Алипановым, когда тот еще служил на Петровке и примчался с бригадой расследовать обстоятельства жуткого взрыва, погубившего Валентина Петровича, мужа покойной Тониной тетки Милды Эвалдовны. Погибший был без преувеличения «святым человеком», чутким, как писали в советских характеристиках, отзывчивым и до оторопи морально устойчивым. Работал он в отделе культуры ЦК партии, собирал сувенирных зайчиков, а по выходным, выехав на казенную природу, читал по-английски детективы. Когда в 91-м его буквально пинками вышибли из кабинета на Старой площади, а заодно и со служебной дачи, у него, вдового и бездетного, не осталось ничего, кроме квартиры в хорошем доме на Плющихе и любимой коллекции.
Милда Эвалдовна умерла незадолго до Перестройки. Ее положили в кардиологическое отделение «кремлевки» на обследование и занесли жуткую инфекцию – синегнойную палочку. Потом выяснилось: медсестра мухлевала с одноразовыми шприцами – кипятила использованные, что строго запрещалось, и пускала их повторно в дело, а сэкономленные продавала. Тогда в стране трудно было со шприцами, это теперь они во всех скверах под ногами хрустят. Вскоре ее на этом безобразии поймали, и вышел тихий, но страшный скандал, стоивший кое-кому должностей. А Валентин Петрович доверительно сказал Свирельникову за рюмкой коньяку: «Если, Миш, такое творится в “кремлевке”, то дела в государстве совсем плохие!» Как в воду глядел…
