Сердце Рида больно кольнуло. Он больше не хотел думать о смерти сестры, да и Лайле было тяжело говорить об этом. Он поспешил перевести разговор в другое русло:
— Похоже, она была счастлива.
Лайла подняла на него глаза и грустно улыбнулась:
— Да. Она любила наш городок и была его частью. У нее было много друзей.
Рид попытался представить это. Его сестра, родившаяся в Лондоне, выросшая там же и в Нью‑Йорке. Она училась в лучшей школе‑интернате и тусовалась с детьми рок‑звезд и принцев. Так трудно было представить ее счастливой в квартирке над магазином в каком‑то городишке…
— Где вы живете? Ваш магазин? Ваш городок? Вы не сказали.
— Точно, не сказала. Это Пайн‑Лейк, Юта. Примерно в часе езды к северу от Солт‑Лейк‑Сити, в горах Уосач.
Рид покачал головой и снова усмехнулся:
— Простите. Просто трудно представить Спринг в горах. Ей всегда больше нравились пляжи.
— Люди меняются.
— Да, вы уже говорили это.
Лайла улыбнулась:
— Это правда.
— Для некоторых людей.
Она склонила голову набок и серьезно посмотрела на него:
— Люди могут вас удивить.
— Обычно это чревато проблемами, — задумчиво произнес он и взял ее под руку. — Нам нужно идти. Мисс Тайлер, видимо, засиделась в своей машине, гадая, чем это мы здесь занимаемся.
— Точно. К тому же я хочу поскорее вернуться к Рози.
Рид провел Лайлу по двору к открытой двери черного хода. Все так же под руку они прошли через дом, которому вскоре предстояло стать для него родным. И Рид вдруг подумал о том, что иногда перемены случаются, когда ты совсем к ним не готов.
Глава 4
Следующая неделя была крайне напряженной. Лайла почти не видела Рида, который испарялся куда‑то всякий раз, когда она или ребенок оказывались в комнате. Большую часть времени он проводил на работе, и Лайла уже начинала подозревать, что он нарочно ее избегает.
К счастью, Лайла нашла поистине бесценную помощь в лице Андре. Он всегда был готов помочь. И хотя дворецкий ненавидел сплетни, он невольно выдал несколько крупиц ценной информации о Риде. Так, теперь Лайла знала, что родные редко навещали его, у него почти никогда не бывает гостей — читай: женщин, и он не скупится на чаевые. Выходит, Рид закоренелый холостяк.
Андре покашлял, чтобы привлечь ее внимание. — Я подготовил список мебельных магазинов. — Он вытащил лист из внутреннего кармана своего безупречного костюма‑тройки и подмигнул Лайле. — Отметил самые лучшие. Поскольку вы уже заказали обстановку для Роуз, полагаю, кабинет мистера Хадсона — последняя комната в вашем плане.
— Как вы все помните? — удивилась Лайла. — Я сама с трудом поспеваю за этим планом.
— О, — отозвался Андре, — я считаю, что нужно все делать на сто процентов, мисс.
Его волосы отливали сединой, но глаза оставались молодыми. На вид Андре можно было дать тридцать пять — пятьдесят лет. Он был очень высоким и являл собой воплощение британского дворецкого.
— Почему вы работаете в отеле, Андре? Разве вы не должны быть в Лондоне при королевской семье, или что‑то в этом роде?
Он ласково погладил Роуз по голове.
— Я действительно служил у одного графа несколько лет назад, но, если честно, меня основательно утомила пасмурная лондонская погода. — Он снова подмигнул. — Я часто приезжаю туда, чтобы навестить друзей и родных. Признаться, здесь мне иногда не хватает хорошего паба.
— А мне будет не хватать вас, Андре, — выпалила Лайла и, поддавшись порыву, заключила дворецкого в объятия.
На мгновение он потрясенно замер, но потом дружески потрепал ее по плечу:
— Мне тоже будет не хватать вас. И вас, и мисс Роуз. Но ребенок не должен расти в отеле.
Лайла подумала о том, что и Риду не следует запираться в этом безликом номере. Она взглянула на список, который дал ей Андре.
— Я совсем не знаю здешних магазинов. Скажите, а вам лично какой больше всего нравится?
Явно довольный тем, что его мнением поинтересовались, Андре показал на третье название в списке:
— В этом магазине чудесные кожаные обивки. Уверен, мистер Хадсон одобрит.
— Спасибо, теперь мне будет гораздо легче, — сказала Лайла, и Андре, поклонившись, собрался уйти. — Можно еще один вопрос?
— Конечно, мисс.
— Простите, а как вышло, что британского дворецкого зовут Андре?
На его лице мелькнула улыбка.
— Отец моей матери был французом. Меня назвали в его честь. В детстве это доставило мне немало проблем.
— Держу пари, вы прекрасно с ними справлялись.
— Хотелось бы так думать, мисс. — Он опять поклонился. — Желаю вам насладиться походом по магазинам.
Когда Андре ушел, Лайла обернулась к Роуз: — О да, нам действительно будет его не хватать!
Пару часов спустя, оказавшись в магазине мебели, который порекомендовал Андре, Лайла смогла признать, что дворецкий был прав. Риду наверняка понравилось бы то, что она приобрела здесь.
Тот краткий миг близкого общения с Ридом, случившийся во время осмотра дома, не повторялся, и, возможно, это было только к лучшему. Их с Ридом разделяла стена, проломить которую было невозможно.
Словно тоже осознав это, Рид старался избегать ее. Это было нелегко, ведь они делили один гостиничный номер. Рид каждый день рано уезжал на работу и возвращался в отель только поздним вечером, когда Лайла укладывала Роуз спать. Случайно? Или нарочно? Лайла склонялась ко второму варианту.
И, несмотря на это… Влечение, которое чувствовала к нему Лайла, по‑прежнему кипело на медленном огне. Этот мужчина явно был к ней равнодушен, и все же Лайла не могла заставить свое тело не воспламеняться всякий раз, когда он входил в комнату.
Лайле казалось, что он смирился с обязанностью растить Рози, но не собирался вкладывать в это больше, чем требовалось. Ни разу с той первой ночи, когда он взял Роуз на руки, Рид даже не прикоснулся к малышке. Не обнял ее. Не поговорил с ней. И теперь Лайлу терзал вопрос: а способен ли Рид вообще полюбить Рози? В конце концов, он сам, его братья и сестры выросли без ласки.
С рвущимся на части сердцем Лайла сделала все, чтобы помочь Риду подготовиться к вторжению Рози в его жизнь. Но мебель, дом и все деньги мира не восполнили бы нехватку любви. Ну не могла же Лайла бороться с ним в суде за ребенка! Против такого блестящего адвоката у нее нет ни единого шанса. Значит, остается как‑то пробить стену льда, которую он воздвиг вокруг себя.
— Это займет не больше десяти — двадцати лет, — заверила она себя.
