— Дант… Мистер Аллегри еще здесь? — сложив записку, спросила я у его помощника.
Мне следовало уехать. Я поклялась себе, что не буду устраивать сцен, потому что до сих пор не забыла, как моя мать цеплялась за очередного любовника, решившего бросить ее, и умоляла его не уходить. Потом мы с Джуд забирались к ней в кровать, чтобы утешить ее и не дать ей впасть в дурное настроение, которое длилось, пока она не находила себе нового покровителя. Нет, я так никогда не сделаю.
Мое сердце не было разбито. И мне не хотелось терять работу, которую предложил мне Данте.
Я понимала, что он мне ничего не должен. Мы провели вместе всего пять дней. Но я не смогу успокоиться, если хотя бы не попрощаюсь с ним. Прежде чем мы снова встретимся на работе, мне нужно поставить точку в наших отношениях. Убедиться наверняка, что у нас нет будущего, чтобы опять не потерять чувство реальности.
— Да, он в своем кабинете, — улыбнулся молодой человек.
Я попросила его отнести чемоданы в вертолет, а сама поспешила вниз.
Подойдя к кабинету Данте, я с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться. Какой же наивной дурочкой я была.
Я не стала стучать, потому что дверь была не заперта, и я увидела, что он сидит за столом перед своим ноутбуком.
Когда я переступила порог комнаты, он резко вскинул голову, совсем как в тот раз, когда почувствовал мое присутствие на пляже, и мы занялись любовью в первый раз.
— Эди, привет. Что‑то случилось? Я думал, ты уже улетела.
Он был таким вежливым. Таким отстраненным. Неужели это тот самый мужчина, который врывался в меня снова и снова — словно хотел поставить на мне свое клеймо?
— Я хотела попрощаться. Я думала… — Слова застряли у меня в горле, потому что Данте продолжал смотреть на меня так, словно я была всего лишь одной из его сотрудниц.
Он закрыл ноутбук и откинулся на спинку кресла.
— Что ты подумала? — Меня убило нетерпение, послышавшееся в его голосе.
— Я думала… Я не думала, что все закончится вот так.
— А как, по‑твоему, оно должно закончиться? — спросил он, подтвердив мои худшие опасения. Все кончено. Я надоела ему, и он решил порвать со мной.
Я не узнавала сидевшего передо мной человека. Да, Данте Аллегри мог быть высокомерным и властным, но он никогда не был жестоким.
— Я думала, что ты скажешь мне…
— Эди, я был занят сегодня, — сказал он, и я вдруг подумала, что со вчерашней ночи он ни разу не назвал меня «bella». — У меня просто не было времени.
— У тебя не нашлось времени поговорить со мной?
— Мы поговорили. Я предложил тебе очень выгодный контракт, и, насколько я помню, ты согласилась.
— Все из‑за того, что я сказала о твоей матери? Знаю, это не мое дело, и мне очень жаль… — Когда он жестом остановил меня, я осознала, что все‑таки веду себя как моя мать, разве что не заламываю руки.
— Конечно нет. Но если ты собираешься закатить истерику, я могу передумать. Знаю, ты молода и наивна, но, мне показалось, ты правильно поняла, чем все закончится.
Меня бросило в дрожь. Он разговаривал со мной, как с ребенком.
— Но я…
— Эди, если ты не забыла, ты сама пришла ко мне. Ты дала ясно понять, что хочешь, чтобы я стал твоим любовником. И если теперь тебе кажется, что ты отдала свою девственность слишком дешево, боюсь, уже поздно что‑то менять.
— Ты… Ты знал? — ахнула я.
— Конечно, знал. Я не такой неопытный, как ты.
— Но почему ты ничего не сказал?
Я все еще не могла понять, почему он злится по этому поводу.
— А зачем? Это меня не касается, — ответил Данте, но в его голосе слышалось осуждение. А потом до меня дошел смысл его слов.
«Если тебе кажется, что ты отдала свою девственность слишком дешево».
Данте обвинял меня в том, что я пыталась обмануть его, чтобы он чувствовал себя обязанным мне, что я хотела обменять свое тело на деньги. Но я никогда ничего не требовала с него. И сейчас просила только того, чтобы нормально попрощаться.
— Я ничего не ожидала взамен. Я просто хотела, чтобы ты был моим первым мужчиной. Как ты вообще мог такое подумать?
— Секс — это сделка. В той или иной форме. Твоя мать знала это, так же как и моя.
— Неправда. Моя мать всегда любила мужчин, с которыми спала…
Господи, откуда в нем столько цинизма? Похоже, он соврал, когда сказал, что не ненавидит свою мать.
— Как удачно получилось, что она влюблялась только в богатых мужчин. — Насмешка в его голосе напомнила мне все случаи, когда меня дразнили или оскорбляли, заставляя чувствовать себя хуже изгоя, из‑за того, как люди относились к моей матери.
Но то, что происходило сейчас, было намного ужаснее.
Я изо всех сил сдерживала слезы. Я думала, он отнесся ко мне с пониманием. Что он на моей стороне. Но он оказался хуже их всех.
— Какой же ты мерзавец. Ты… ты использовал меня.
— Мы использовали друг друга. Ты развлекала меня на этой неделе, а я дал тебе возможность узнать, насколько ты чувственная. Что ты явно отрицала, иначе не оставалась бы так долго девственницей.
— Что ж, спасибо. — Я постаралась, чтобы мои слова прозвучали нагло, пытаясь причинить ему столько же боли, сколько он причинил мне. — Я обязательно воспользуюсь твоими уроками, как доставить удовольствие мужчине, когда у меня появится новый любовник.
Он стиснул челюсти и нахмурился, а я развернулась и поспешно вышла из кабинета.
И только сев в вертолет, я дала волю слезам. Я чувствовала себя униженной из‑за собственной глупости. Как я могла быть настолько наивной, чтобы поверить, что за безжалостной амбициозностью, харизмой и невероятной сексуальностью, а также ужасами, которые он пережил в детстве, скрывался человек, у которого, несмотря ни на что, было доброе сердце?
Я подавила всхлипы и вытерла слезы, силой заставив себя отвести взгляд от его поместья и посмотреть на горизонт.
Я выживу и добьюсь успеха. Я стану самым лучшим из его сотрудников. И я буду благодарна за важный урок, который он преподал мне и который, как мне казалось, я усвоила еще в детстве.
Никогда не влюбляться в человека, который ценил деньги, власть и амбиции больше, чем любовь.
Глава 18
Спустя три долгих недели я вернулся в Монако и, войдя в казино, заметил в дальнем углу стройную фигурку Эди, прикрытую клочком из синего шелка, рядом с владельцем «Формулы 1».
— Это Эди болтает там с Алекси Галанти? — рявкнул я, обращаясь к Джо Доннелли, встретившему меня у входа.
Я чуть не взорвался от злости. Я не возвращался сюда целых три недели. И каждый день переживал настоящие пытки, вспоминая Эди.
