— Уже сделано, — вмешался Джо, менеджер казино. — Дорогая, пойдемте, с вашей сестрой все будет в полном порядке. Теперь о ней позаботится Данте.
Вскоре сдавленный плач Джуд и слова утешения, которые предлагал ей Джо, стихли вдалеке, и мы с Аллегри остались одни.
«Теперь о ней позаботится Данте».
Я чувствовала себя жалкой, потому что мне очень хотелось, чтобы слова Джо оказались правдой. Но только Данте не нес за меня ответственности.
Не поднимая головы, я начала раскачиваться со стороны в сторону, хотя каждое движение причиняло ужасную боль. Я боялась, что Аллегри увидит, как много его доброта значила для меня.
— Bella, посмотри на меня.
Я покачала головой, не в силах произнести ни слова.
— Он сильно ударил тебя? — с плохо сдерживаемой яростью спросил Данте. — И что это за человек? Почему он посмел поднять руку на тебя?
Скрытое желание защитить меня, прозвучавшее в его голосе, тронуло меня до глубины души. Но я боялась показаться слабой.
— Все хорошо, — выдавила я. — Пожалуйста, не могли бы вы оставить меня одну?
Данте шумно вздохнул и уселся на полу рядом со мной.
— Даже не надейся, bella. — Его выражение нежности причиняло столько же боли, как расползавшийся на моей щеке синяк. — Ты не забыла, что должна мне миллион евро?
Глава 8
Сказанные мною слова привлекли внимание Эди, и она подняла голову.
Меня охватила дикая ярость, когда я увидел на ее щеке след от удара того мерзавца. Кто это был? Ее парень? Муж? Сутенер?
Я тут же отбросил последний вариант, зная, что это было ниже моего достоинства и ее тоже. То, что ее мать наслаждалась покровительством богатых мужчин, не значило, что Эди желала продавать себя тому, кто больше заплатит.
Одетая в простенькие джинсы, футболку и кроссовки, ненакрашенная и сидевшая уткнувшись лицом в свои коленки, она выглядела до невозможного юной и беззащитной. Слишком беззащитной.
Я подавил снова пробудившееся во мне чувство сострадания, мучительно сжимавшее мое сердце. Хорошо, что в этот момент приехала скорая помощь, потому что я нуждался в небольшой передышке, чтобы привести свои взбунтовавшиеся чувства в порядок.
Но мне стоило невероятных усилий оставаться спокойным и сосредоточенным.
Я приехал сюда, кипя от злости, чтобы потребовать деньги, которые она задолжала мне. Чтобы наказать за то, что обманула меня. Сбежала от меня. Но вместо этого застал сцену, которая превратила мой гнев — который, как я понял теперь, не имел никакого отношения к деньгам — во что‑то более сложное, запутанное.
Когда я увидел ее в руках того мерзавца, я не просто разозлился — что было естественно в подобной ситуации, когда какой‑то мужчина поднимал руку на женщину, — тут было замешано что‑то личное. Когда мой кулак опустился на челюсть того ублюдка, я почувствовал удовлетворение, которое не было связано с инстинктом защитить более слабого, а с чем‑то скорее похожим на собственнический инстинкт. То же самое я переживал вчера, когда мои губы коснулись ее губ, и я ощутил, как она ожила, отвечая на мой поцелуй.
Я был вынужден признать, что именно этот инстинкт заставил меня лететь из Монако на север Франции.
В конце концов, раньше я никогда не чувствовал необходимости лично выслеживать аферистов.
Пока Эди отвечала на вопросы врача скорой помощи, я огляделся по сторонам. Только сейчас я заметил, что в комнате, освещенной ярким полуденным солнцем, льющимся сквозь пыльные окна, отсутствовала мебель. Краска на деревянных панелях облупилась, а на полинявших обоях на потолке красовались пожелтевшие пятна от воды, которая протекла с верхнего этажа. Интерьер комнаты был таким же обветшалым, как и внешний вид целого дома. Я вспомнил утопавший в густых зарослях сад и запущенную лужайку, на которую приземлился наш вертолет.
Это место оказалось заброшенным, совсем не похожим на то, что я представлял, когда летел сюда, чтобы проучить Эди.
Я убедил себя, что она избалованная дамочка, которая не любит платить по счетам, ведь она намеренно помогала мне создать такой образ. Но жалкое состояние поместья ее матери говорило о другом.
Стычка между ней и человеком в два раза крупнее ее потрясла меня, и я намеревался узнать, что тут происходило. Но из увиденного мне стало понятно, что Эди и ее сестра, которых я считал избалованными соплячками, близки к тому, чтобы остаться без средств к существованию.
И хотя отчаянное положение Эди не оправдывало того, что она решила принять участие в турнире по покеру под чужим именем, а потом сбежала, я испытывал странное чувство облегчения от того, что она на самом деле оказалась другой. Возможно, это объясняло реакцию, которую она вызвала во мне.
Когда врач закончила осмотр, я проводил ее до двери.
— Как она?
— С ней все хорошо. Никаких признаков сотрясения. Только несколько ужасных синяков. Мы подождем полицию, чтобы они могли добавить отчет о ее состоянии в свой рапорт. Надеемся, они найдут того мерзавца.
Мне этого хотелось куда больше.
— Ей нужно будет прийти на повторный прием? — сдерживая ярость, спросил я.
— Нет. Приглядывайте за ней следующие несколько часов. Если она станет апатичной или перестанет ориентироваться в происходящем, немедленно звоните нам. Завтра ее синяки станут огромными, но в остальном все будет в порядке. Помимо психологической травмы, конечно, — мрачно ответила доктор.
Я поблагодарил ее еще раз и вернулся к Эди, которая казалась такой маленькой и хрупкой в этой огромной пустой комнате.
— Вы все еще здесь? — грустно спросила она.
— Конечно. — Меня рассердил ее намек на то, что я мог уйти, не убедившись, что с ней все в порядке. — Мне нужно поговорить с полицией. Я намереваюсь дать им детальное описание твоего обидчика.
— А вы не могли бы?.. — Она запнулась и нерешительно посмотрела на меня.
— Что?
— Не говорить им о фальшивом векселе? Клянусь, я верну вам все до копейки. Но я не смогу сделать этого, если вы подадите на меня в суд.
Я абсолютно не собирался информировать полицию о поддельном векселе, но решил не говорить об этом Эди. Так много вопросов оставалось без ответов… И один миллион евро, который она задолжала мне, оставался единственным рычагом, с помощью которого я мог добиться от нее правды.
— Как ты вернешь их? — Деньги меня больше не волновали, но я хотел узнать точно, насколько плохи ее дела. — Судя по всему, тебе почти нечего продавать.
Она часто заморгала, а потом отвернулась, пытаясь спрятать терзавшую ее боль.
— Я… — Она сглотнула и бросила на меня решительный взгляд, напомнивший мне о женщине, которая пленила меня за игровым столом прошлым вечером. — Это поместье все еще принадлежит нам. Даже в таком состоянии, вырученных за него денег хватит, чтобы мы смогли выплатить кредит и вернуть долг вам и Карсони.
