— Собаки вернулись без вас.
— Я не думала, что кто‑то заметил, как я ухожу.
Он покосился на нее.
— Вы шли по лужайке в ярко‑красной куртке. Вас трудно было не заметить.
— Ах да! Конечно!
Кормак шагал по лесу и чувствовал взгляд Миллы на своем лице.
— Вы сильный. Вы тренируетесь?
Он перешагнул через корень дерева.
— Я должен поддерживать форму… для моей работы.
— Да, верно, Сэм упомянул, что вы служите в армии.
— В инженерных войсках, — ответил Кормак, гадая, о чем еще наболтал Сэм.
— Значит, мне повезло, что… Могу ли я положить голову вам на грудь? Мне тяжело удерживать ее на весу.
Не дожидаясь ответа, Милла прислонилась головой к Кормаку. Ее мягкие волосы прижались к его щеке, а ее дыхание согревало его шею. Он поднял голову немного выше, приказывая себе игнорировать сенсорную перегрузку, которую испытывал сейчас из‑за Миллы О’Брайен.
Кормак почувствовал, что она улыбнулась.
— Я могла бы и сама догадаться, что вы привыкли командовать.
— Как?
— Когда вы приказали мне починить мое колесо в автомастерской, ваш голос звучал довольно властно.
Он попытался скрыть улыбку.
— Очень важно иметь рабочую запаску.
— Я знаю это. Мой отец — автомеханик.
Кормак засмеялся.
— Я не удивлен.
— Почему?
— Не многие девушки из тех, которых я знаю, могут так толково рассуждать о пневматических гайковертах.
Милла положила голову на грудь Кормака и сосредоточилась на его ритмичном шаге, чтобы отвлечься от боли в лодыжке. Надо же было так глупо упасть, потеряв равновесие! Теперь Бьюкенены, без сомнения, не позволят ей до выздоровления переехать в коттедж, и придется еще дольше пробыть в Калькаррон‑Хаус. Эта мысль вселяла в нее тревогу.
Ощущение тела Кормака рядом со своим телом привело Миллу в смятение. Но беспокоило ее и кое‑что еще. Увидев бегущего к ней Кормака, она почувствовала странное воодушевление. Он пришел, чтобы найти ее! А как он смотрел на нее! Едва Кормак взял Миллу на руки, она почувствовала глубокое удовлетворение. Разве Дэн когда‑нибудь заставлял ее так себя чувствовать?
Чтобы прервать вращение этих хаотичных мыслей в своем мозгу, Милла сказала:
— Спасибо, что прислали Сэма с дровами.
Кормак посмотрел на нее, затем снова перевел взгляд на тропу перед собой.
— Не за что. В студии было холодно — она не использовалась с тех пор, как мой дедушка умер…
Милла вспомнила о том, как после смерти матери несколько месяцев не могла решиться убрать ее мольберт с незаконченной картиной.
— Лили показывала мне некоторые работы вашего деда. Он был талантливым художником.
— Дедушка никогда так о себе не думал, но он любил рисовать.
Они вышли из‑под сени деревьев, и собаки побежали через лужайку к террасе, где, по‑видимому, Бьюкенены собрались на послеобеденный чай. Охваченная внезапным страхом, Милла подняла голову с плеча Кормака.
— Кор, мне не хочется, чтобы все начали суетиться из‑за моего падения, — я и так уже чувствую себя идиоткой. Нам обязательно идти этим путем, прямо на глазах у всех?
Едва фамильярное обращение «Кор» само сорвалось с языка Миллы, она мысленно отругала себя, гадая, обратил ли Кормак внимание на ее оговорку?
Он остановился и посмотрел на террасу, откуда Лили уже махала им рукой.
— Боюсь, незамеченными проскользнуть не получится. Нас уже увидели.
Глава 5
Следующим утром Милла упросила Кормака, отправляющегося в Стратбурн ремонтировать водопровод, взять ее с собой. Он согласился, пообещав оставить Миллу одну и позже привезти ее вещи, если убедится, что она сможет справляться в коттедже без посторонней помощи.
Когда они подъехали к коттеджу, Милла, полная решимости доказать свою независимость, настояла на том, чтобы самой выйти из машины и дойти до дверей дома. Внутри она сразу же ощутила тот же покой и уют, что и в первое посещение Стратбурна. Войдя в студию, она поймала себя на том, что широко улыбается от радости.
Через несколько мгновений следом вошел Кормак. Странное выражение в его глазах смутило Миллу.
— Я поставил бутылки с водой на кухонный стол — это на случай, если вы захотите приготовить кофе, — сказал он. — Я буду наверху, у резервуара. Если понадоблюсь, ищите меня там.
Милла откинула волосы с лица и улыбнулась ему.
— Спасибо, но я сделаю все возможное, чтобы не нуждаться в вашей помощи, иначе вы не поверите, что я могу прекрасно справляться со всем сама.
Его взгляд задержался на ней на мгновение, а затем Кормак коротко улыбнулся.
— Все верно. Ну, тогда я пойду.
Он шагнул назад, затем повернулся и исчез за дверью.
Милла обрадовалась его уходу. Она открыла папку с фотографиями, сделанными в городе, и разложила снимки на скамейке, но изображения расплывались у нее перед глазами. Мысли снова обратились к Кормаку. Показалось ли ей, или она и в самом деле ему нравится? Не принимает ли она желаемое за действительное, поверив в собственную глупую фантазию?
Милла вздохнула, выбрала одну из фотографий и отложила остальные. Конечно, Кормак очень привлекательный, и им обоим нравится Монти Пайтон, но при этом он слишком отстраненный. Наверное, он не в восторге от того, что она гостит в Калькаррон‑Хаус, — уж очень легко Милла убедила его отвезти ее обратно в коттедж. Кормак не интересуется ею, и ей он тоже не интересен. Если получится доказать ему, что она не нуждается в помощи, можно будет наконец остаться в одиночестве в коттедже и не придется терпеть еще один семейный ужин с застольными разговорами о свадебных приготовлениях.
Следуя вдоль проложенной трубы, Кормак поднялся к резервуару для воды. Он решил, что исправит водопровод сегодня, сколько бы времени на это ни ушло, потому что тогда Милла сможет остаться в коттедже. Она этого хотела, и он тоже.
Кормаку вспомнилось, как этим утром он снова столкнулся с Миллой на кухне. Взъерошенные волосы обрамляли ее идеальное лицо, плотно запахнутый синий шелковый халат облегал высокую грудь и тонкую талию. Эта девушка вносила путаницу в его мысли. Как он ни пытался отгораживаться от нее, она все равно проникала ему в душу.
Бездонные глубины ее глаз… изгиб ее щеки… ее рот… ее улыбка. Кормак считал, что сможет устоять перед этим искушением, пока не принес Миллу на руках из леса в дом. Обняв его за шею и прижавшись к его груди головой, она разрушила баррикады вокруг его сердца и посеяла в нем семя желания, которое проклюнулось и теперь росло внутри, словно виноградная лоза.
