Доминик тихо застонал.
— Ваше замечание справедливо, — неожиданно согласился король. — Что бы вы хотели знать?
— Обязательно ли мне все время одеваться подобным образом?
— Вы должны выглядеть респектабельно. — Король задержал взгляд на ее платье и поморщился. Наряд показался уродливым даже ему. — Если мы дадим вам свободу в выборе гардероба, вы сможете соблюсти это правило?
— Конечно, смогу.
— Также от вас требуется безупречное поведение на публике.
— Тоже не проблема, хотя мне понадобятся подсказки относительно протокола. — Джинни заметила, что его величество перехватил инициативу, и поспешила вернуть разговор в нужное ей русло. — Расскажите, каким Доминик был в детстве?
— Упрямым и своенравным, — сказал король.
— Тираном, — добавил Алекс.
— Все старшие братья тиранят младших, — отозвался Доминик. — Закон жизни.
Впервые с начала ужина Джинни почувствовала, что оказалась в кругу обычной семьи.
— Ты знаешь, что он согласился жениться на принцессе Греннадии, когда ему было всего двенадцать?
— Правда? — Джинни повернулась к жениху.
Их глаза встретились. На нее нахлынули воспоминания о проведенной вместе ночи — прикосновения, поцелуи, жаркий шепот, слияние тел и блаженный отдых в его объятиях. За эти несколько секунд Джинни увидела в Доминике не прекрасное приключение, обернувшееся проблемой, а реального человека — мужчину, с которым она занималась любовью, отца своего ребенка. Теперь она понимала, почему Доминик избегает смотреть на нее, особенно когда они наедине.
— Это было вскоре после смерти мамы, — сказал он. — Королевство находилось в трауре, из которого не могло выбраться. Мне показалось правильным сделать что-то полезное не только для внешней политики, но и для более позитивного настроения наших людей.
Джинни с восхищением и теплотой подумала о мальчике, который в двенадцать лет был достаточно взрослым, чтобы понимать свой долг и стараться его исполнить.
— А теперь на принцессе женят меня, — вздохнул Алекс.
— Как такое возможно?
— Мы не можем просто так отказаться от договора, условия которого исполнялись Греннадией двадцать лет, — сказал король. — Мы обещали жениха, и мы его предоставим.
— Ничего страшного. — Алекс хлопнул ладонью по скатерти. — Мы с принцессой как-нибудь устроимся, чтобы всем было удобно. Я стану изменять ей, она — мне. Мы запретим делать детям тесты ДНК, так что никто никогда не узнает, от кого они на самом деле.
— Еще раз напоминаю, Алекс, что я запретил тебе выражаться подобным образом. — Король волком посмотрел на младшего сына.
За столом повисла тишина. Доминик не сделал попытки защитить брата, а тот решил больше не испытывать отцовское терпение. Джинни старалась придумать вопрос, который отвлек бы их и увел разговор в безопасную сторону. Ей хотелось рассеять мрачное настроение, вызванное воспоминанием о покойной королеве, безутешных подданных и династических браках без любви.
Вместе с тем Джинни не могла не видеть человеческой подоплеки этой истории. Мужчина потерял жену и в одиночку воспитал сыновей. Старший вырос послушным, ответственным и обязательным, младший — бунтарем. Могли ли королевские привилегии уменьшить боль от потери близкого человека? Почему-то Джинни казалось, что в какой-то степени высокое положение делало ситуацию только хуже.
Доминик заполнил оставшееся время тихим обсуждением государственного бюджета. В конце ужина король Рональдо еще раз пожал Джинни руку — гораздо теплее, словно извинялся за не слишком радостную атмосферу. Или желал ей терпения вынести еще несколько лет таких же ужинов.
Джинни и Доминик проделали путь до его апартаментов в молчании. Все здесь — одежда, обстановка, манеры — было ей чуждым и непонятным. Джинни страстно желала очутиться дома.
— Завтра утром у нас назначена встреча с руководителем службы протокола, — сказал Доминик, когда они подошли к дверям.
— Отлично.
— Не позволяй моей семье напугать тебя.
Она повернулась к принцу, борясь с желанием сказать, что испытывает не страх, а сострадание. Джинни сумела компенсировать трудное детство, выстроив для себя новый мир, полный дружбы и смысла. Доминик, его отец и брат застряли в обстановке, не предполагавшей свободы воли или радикальных перемен.
Странное выражение в глазах Доминика не позволило Джинни высказать это вслух. Он не столько извинялся за родных, сколько выяснял, какое впечатление они на нее произвели. Он хотел, чтобы Джинни прониклась к ним симпатией, одобрила или хотя бы поняла их мировоззрение.
Джинни подошла к жениху, цокая по мраморному полу каблучками страшненьких туфель.
— Я привыкла к вечно недовольным отцам. Твой папа может быть слишком строгим, а брат — ветреным и дерзким, но я бы приплатила, чтобы у меня была такая семья.
— Ну конечно. — Доминик подавил смешок.
— Серьезно. Для того чтобы голова Алекса встала на место, ему нужна неделя домашнего ареста или разумный друг. Его величество потерял жену и был вынужден оплакивать ее на глазах посторонних. А ты просто стараешься стать тем, кем он хочет тебя видеть. Вообще-то вы нормальная семья. — Джинни говорила о том, по чему тосковала всю сознательную жизнь. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Доминик не знал, как толковать ее слова. Из доклада службы безопасности следовало, что отец Джинни умер. У нее были прекрасные отношения с матерью и миллиард друзей. Откуда же взялись грустные нотки в ее голосе и почему, черт возьми, она хотела иметь такую же семью, как у него?
Он сказал себе, что это не имеет значения. Но когда на следующий день Джинни пришла к нему завтракать, принца посетило озарение. Он увидел в ней не соблазнительницу в красном платье, а цветущую молодую американку, хранившую в своем прошлом что-то, что не сумели раскопать детективы. И это помогло Джинни без предубеждения отнестись к его сухому, застегнутому на все пуговицы отцу и порой невыносимому брату.
— Что будешь есть? — спросил Доминик, отодвигая для Джинни стул.
— Один из тех апельсинов. — Она показала на вазу с фруктами. — И тост.
— Это все?
— Я не голодна.
Пока Доминик давал служанке указания насчет тостов, Джинни выбрала апельсин и начала его чистить.
— Ты хорошо спала?
— Да.
— Помнишь, что у нас сегодня встреча со службой протокола?
— Ага.
Принц мысленно выругал себя. Королевская семья принуждала Джинни к не нужному ей браку, у нее не было никаких причин проявлять безудержное дружелюбие. Но молчание за столом тяготило его.
— Если решишь остаться и выйти за меня, мы привезем сюда твою маму не только на свадьбу, но и на время подготовки к ней.
