Наутро, после скромного завтрака, поданного в комнату, мадам Бьотта пригласила Алиту в зал для приемов — знакомить с обитателями дома. Девушки, сонные, растрепанные, развалившиеся на диванах и в креслах по-простому, в одних сорочках и панталонах, приветствовали Алиту вполне доброжелательно. Служанки, оценив новую приказчицу, сделали реверансы, и мадам Бьотта, отправив их делать уборку, покинула зал, сказав:
— Ну, поговорите, дорогие, сойдитесь друг с другом получше.
— Вам не о чем беспокоиться, миледи Алита, — сказала Анзуна. Небрежно раскинувшись в глубоком кресле, она ела из коробочки рахат-лукум, и следы сахарной пудры на лице были похожи на боевую раскраску. — Девицы у нас приличные, стекло друг другу в туфли не сыплют. Господа приходят из самого высшего общества. Все очень чинно и благородно.
Чернокожая Анзуна, судя по всему, пользовалась значительным авторитетом среди работниц борделя — ее слушали молча и не перебивая.
— Чинно-то чинно, — заметила тоненькая блондинка, одаренная какой-то изумительной холодной красотой. — А мерзавец Скавальдо подсунул мне фальшивый бриллиант. Ну не урод? Я ему этот бриллиант так засуну, никакой доктор не вытащит.
Девушки обменялись сочувственными репликами.
— Говорят, у Скавальдо плохи дела, — подала голос точеная брюнеточка, лакомившаяся виноградом. — Попал между розой и мимозой. А говорили ему, не надо разводить лекарства! Так ведь нет…
— Между розой и мимозой? — удивилась Алита. — Это как?
Девушки добродушно рассмеялись.
— А, это наш внутренний жаргон, миледи, не удивляйтесь, — объяснила брюнеточка, отправив в рот очередную виноградину. — Ничего, скоро будете понимать все наши разговоры с полуслова. А между розой и мимозой — это вот так.
И, широко разведя ноги, она продемонстрировала и розу, и мимозу через широкий разрез в панталонах. Алита почувствовала, как к щекам прилила краска.
— Да, чего-то в этом роде я и ожидала, — призналась она. — Что еще мне нужно узнать?
— Андра обязательно будет к вам клеиться, — сказала Анзуна, облизывая пальцы. — Такой длиннобудылый, костлявый. Вы в его вкусе.
— И гоните его к бисовой матери! — посоветовала коротко подстриженная девочка, больше похожая на нескладного мальчишку. — Он жмот. И кончить не может.
— А вот его высочество Рекиген — прекрасный кавалер, — сообщила брюнеточка с виноградом. — И щедрый, и веселый, и… — она сделала тот жест, каким рыбаки показывают пойманную рыбу: размеры впечатляли. Вздохнув, девица с сожалением промолвила: — Только он нечасто захаживает. Кстати, вино для него можно разбавлять, он в винах плохо разбирается. Казалось бы, такой титул, а вот на тебе.
— Ой, еще же Энильм! — вспомнила блондинка, обиженная фальшивым бриллиантом. — Девки, что расскажу! Потеха! Он в прошлый раз с приятелем пришел, они с друг друга всю ночь не слазили, а я смотрела. Сижу, глаза слипаются, а Энильм, главное дело, все время зыркает, смотрю ли я. Ну ладно, зато заплатили щедро.
— Не слезали, деревня, — лениво поправила Анзуна. Блондинка скорчила ей недовольную рожицу, и Анзуна продолжала: — А Линделик, председатель Первого столичного?
Девушки издали дружное язвительное восклицание.
— Клянусь святой Агнес, он попросит вас на нем покататься! — промолвила пухленькая черноволосая девица, сидевшая в дальнем углу зала. — Любит лошадку изображать.
Алита прижала ладони к щекам. Она никогда прежде не чувствовала такого смущения и такой неловкости.
— Право, мне уже не по себе, — призналась она. Девушки посмотрели на нее с дружелюбием и душевным теплом, словно Алита им очень понравилась.
— Как вы-то к нам попали? — с доброжелательным сочувствием спросила брюнетка с виноградом. — Сразу видно, не нашего полета вы птица.
Несколько минут Алита молчала, пытаясь собрать удобоваримую историю из всего, что приключилось с ней в Сузе. Наконец, она сказала:
— Мой муж лишил меня рассудка злонамеренным заклинанием, чтобы жениться на другой. Продал меня в человеческий зоопарк. Там я сидела в клетке. Без разума, без понимания… Потом мне стало лучше, и я смогла сбежать, добралась до друзей, но они сказали, что мне лучше скрыться — если мой муж узнает, что я жива, он не оставит попыток расквитаться. Так я и оказалась в доме мадам Бьотта. По счастью, ей требовалась приказчица.
— Господи, бедняжка! Каков подлец! Жену родную в клетку! — заговорили девушки. Алита поняла, что ей поверили, смахнула с нижнего века невидимую слезинку и вздохнула с видом полного принятия своей судьбы: вот так, мол, все и вышло. Анзуна вскинула тонкую руку, казалось, выточенную из черного блестящего дерева, и, дождавшись полной тишины, сказала:
— Теперь вы среди друзей, миледи Алита. Уж тут-то вас никто не обидит.
Алита опустила глаза. Только позавчера ей говорили то же самое.
* * *
Несмотря на опасения Алиты, работа оказалась не сложной — эта простота с лихвой искупалась тем, что работы всегда хватало. Неделя начиналась с приезда поставщиков еды и спиртного, и к этому моменту Алита должна была провести ревизию остатков и выдать новые заказы. Каждый день приходили прачки и швеи: для них надо было собрать вещи, нуждавшиеся в стирке и починке, и принять уже выстиранное и зашитое. Раз в неделю приходили мытари: Алита отсчитывала им налог с девушек; заявлялись бодрые ребята с маслеными глазками из столичных служб быта — Алита выплачивала им деньги за обслуживание здания, воду и отопление. Однажды пришел немолодой господин в инквизиторской форме, и Алита, увидев его, едва не спряталась под стойку, но господин поинтересовался, есть ли среди сотрудниц ведьмы, попросил расписаться в тетради и был таков.
Это были обычные, бытовые дела. С двух часов дня, сразу после начала обеденного перерыва, начинали приходить гости. Анзуна была права: это были сплошь респектабельные господа, уважаемые члены столичного общества и благородные отцы семейств. Среди них были председатели банков, чиновники городского управления, судьи, полицейские генералы; Алита, как и советовала мадам Бьотта, сумела завести с ними уважительную дружбу — посетители борделя относились к ней почтительно и практически не делали предложений провести время вместе. Алита же не испытывала к ним ничего, кроме брезгливого презрения. Кто бы мог подумать, что, допустим, господин Керьетт, известный столичный банкир, имевший репутацию прекрасного мужа и заботливого отца пятерых детей, имел склонность к некрофилии? Данута, постоянно принимавшая его, должна была перед приходом дорогого гостя четверть часа провести в ванне со льдом, чтобы потом лежать в постели холодной и неподвижной. Алита как-то поделилась своим презрением с мадам Бьотта, и та сочувствующе сказала:
— Это пройдет, моя милая. Видела бы ты, что творится в заведениях похуже. Бедность тамошних клиентов раздувает самые гадкие пороки.
Алита решила не уточнять, что конкретно мадам Бьотта имеет в виду.
