— Что же дальше? — спросила Алита. Вот у нее был превосходный аппетит, да и выглядела она прекрасно и свежо. Она была хороша настолько, что Лефевр почувствовал тоску и непривычную для себя злость. — Если Мико из романа и ваш Мороженщик одно лицо, то как нам быть?
Она была права: если душа рвется и мечется, то нужно занять ее делом. Лефевр придвинул к себе кофейник и произнес:
— Сейчас позавтракаем и поедем в мой отдел. К книгам Винокурова наверняка делали иллюстрации?
Алита кивнула.
— И официальные, и фан-арт. Мико там тоже был. Этакий холеный красавец, но при этом полный сумасшедший.
— Сможете вспомнить, как он выглядит?
Алита усмехнулась. Презрительная гримаса еще долго не покидала ее лица.
— Разумеется. Никитос повесил у нас в комнате огромный плакат из книжного магазина. Там были и Аврелий, тот маг-сверхчеловек, и Мико.
Лефевр кивнул, чувствуя, как в нем просыпается давний охотничий азарт, который когда-то давно привел его в инквизицию. Отец не одобрял выбор сына: все Лефевры были банкирами и юристами, в крайнем случае — инженерами. А вот мать поддержала.
— Наш художник соединится с вашим разумом примерно так же, как это делал я, — сказал Лефевр. В глазах Алиты мелькнуло что-то темное, похожее на скрытую печаль, и Лефевр быстро продолжал: — Он скопирует портрет Мико, и мы вычислим мерзавца.
Некоторое время Алита молчала. Ломтики яблок в желе в креманке перед ней оставались нетронутыми. Лефевр старательно делал вид, что все идет по плану.
— Я не понимаю, как Винокуров это делает, — призналась Алита. — Смотрит в Блюдце с яблоком и записывает то, что совершает Мико? Или пишет, а тот вынужден повторять?
— Не знаю, — пожал плечами Лефевр. — На всякий случай возьмем несколько защитных артефактов.
Алита посмотрела ему в глаза, и он снова не понял ее взгляда.
— У вас не тело, а просто какая-то карта боли, — негромко сказала она. — Столько шрамов…
Лефевр печально усмехнулся.
— Несколько раз меня били зачарованными ножами, — произнес он, стараясь не думать о том, с какой ласковой мягкостью губы и ладони Алиты минувшей ночью прикасались к его шрамам. — Дважды я попал под огненные шары. А ядовитые плевки уже и считать перестал.
— Мне очень жаль, Огюст-Эжен, — тихо сказала Алита. Лефевр усмехнулся.
— Знаете, у нашей семьи есть большое загородное поместье, — промолвил он. — Когда мы с сестрой были детьми, то уезжали туда с матерью на лето. И тамошний управитель хозяйства, господин Матту, рассказывал, что однажды убил дракона. В подтверждение слов он показывал страшные шрамы, — Лефевр усмехнулся и продолжал: — …пониже спины. Конечно, не нам. Нам хватало его рассказов, и мы очень боялись, но господин Матту уверял, что драконов больше нет, и нас никто не съест.
В глазах Алиты мелькнул веселый огонек интереса.
— Это действительно был дракон?
— Какое там. Одна из деревенских баб приголубила его вилами, чтоб не приставал.
Алита рассмеялась, и Лефевр почувствовал, как скопившееся в нем напряжение медленно утекает за ее смехом, словно утренний сон из памяти.
* * *
Главный отдел инквизиции был похож на муравейник. Здесь было полно народу в любое время суток: секретари бегали с рассыпающимися грудами бумаг, инквизиторы шли по своим делам, а возле досок с объявлениями толпились посетители, и кто-то заполнял заявления, а кто-то выискивал в вывешенных списках имена и фамилии арестованных. Самая большая очередь стояла к окошку с записью ведьм на регистрацию: Лефевр не помнил, чтобы тут когда-нибудь было меньше пяти человек. Арестованных злонамеренных ведьм и ведьмаков вводили с другой стороны здания, и обстановка там была гораздо серьезнее: стены покрывали защитные руны, через каждые десять шагов стояли бойцы опорного отряда инквизиции с оружием в руках, а эхо усиливало грохот шагов и крики раз в десять. Лефевр вспоминал, как ворвался в отдел с арестантской стороны и кинулся в допросную, молясь, чтобы к Алите не успели применить пыток. Он почти успел, и это почти до сих пор не давало ему покоя.
Все могло бы быть иначе.
— Честно говоря, похоже на обычную контору, — призналась Алита, поднимаясь за Лефевром на третий этаж, в следственный сектор. Лефевр пожал плечами.
— Может быть. Инквизиция, в сущности, обычная государственная структура. И люди тут разные. Есть и обычные следователи, и дураки, и карьеристы, и чином от ума избавленные, — они прошли в дверь со скромной серебряной табличкой «Следственный сектор. Главная группа» и оказались в небольшом зале с книжными шкафами, забитыми документами, и шестью столами, за которыми работали подчиненные Лефевра. Кивнув на их приветствия, Лефевр бросил на ходу:
— Менталиста ко мне, срочно, — и вошел в собственный кабинет: небольшую, очень скромную комнату с самой заурядной казенной меблировкой. Впрочем, Алита смотрела по сторонам с интересом и уважением — было видно, что работа Лефевра произвела на нее определенное впечатление. «Совсем другое дело, — подумал он, — когда приходишь сюда сотрудником, а не обвиняемым».
— У вас тут… — Алита замялась, подбирая нужные слова, и сказала: — Очень строго.
Лефевр кивнул. Его стол уже успели завалить корреспонденцией, конвертами с результатами судебных заседаний и отчетами по работе отдела, но он решил, что даже прикасаться к ним не станет. Поимка Мороженщика была важнее всей этой макулатуры.
Менталист Абриль, тощий инквизитор третьего ранга, талантливый, но полностью лишенный каких-либо карьерных устремлений, вошел в кабинет с планшетом и карандашом и произнес:
— Готов к работе. Что делаем?
— Познакомьтесь, Абриль, — сказал Лефевр. — Миледи Алита Росса, наш внештатный сотрудник. Недавно вышла на след Мороженщика. Составьте с ней его портрет.
Темные глаза Абриля азартно сверкнули: возможность первым увидеть серийного убийцу девушек, державшего в страхе всю столицу, заставила его взмахнуть планшетом, словно знаменем, и едва не сломать карандаш, одним росчерком подготовив портретную сетку.
— Абриль Гритто, к вашим услугам, — он отдал Алите поклон и спросил: — Готовы? Тогда представьте физиономию негодяя и скажите мне, когда можем начинать.
Лефевр смотрел, как их головы соединились сверкающим энергетическим канатиком, и думал, что поимка Мороженщика позволит ему перейти из следственного сектора в правовой департамент — а это уже совсем другой уровень власти. О чем еще думать, если от любви приходится отказаться — разумеется, о карьерном росте. Алита глубоко вздохнула и прикрыла глаза: совсем, как ночью, когда Лефевр впервые поцеловал ее. Это был прыжок во мрак без всякой надежды на возвращение — он решился сделать его, когда понял, что всю жизнь сдерживал себя и отказывался от того, что хотел, но ему еще никогда не доводилось обладать и утратить.
