Лефевр потер щеку и вдруг понял, что сейчас возьмет Алиту за плечи и как следует встряхнет, чтобы выбить дурь из головы.
— Да тебя вся Суза считает девкой из публичного дома, — произнес он, взяв себя левой рукой за правое запястье, чтобы не вцепиться в девушку. — Ты никогда, ни при каких обстоятельствах не будешь ровней людям из высшего света, хоть принцессой стань, хоть королевой. Не бывает тут прыжков из дерьма в повидло. И Рекиген это прекрасно понимает. Ты нужна ему для каких-то иных целей. Я не знаю, для каких, но мне они уже не нравятся.
Алита молчала и смотрела так, что Лефевр готов был провалиться сквозь землю. Ей было больно. Невероятно больно. Лефевр понимал, что делает с ее чувствами в эту минуту: старательно подтверждает слова Никитоса о том, что Алита не достойна ничего хорошего. Она не слышит предупреждения — она слышит только то, что ее считают ничтожеством.
— Ты ревнуешь, — промолвила Алита, отведя взгляд. — Ревнуешь, только и всего.
Лефевр усмехнулся.
— Да, ревную, — признался он и удивился тому, насколько легко у него это получилось. — Но дело не в этом, Алита. Дело в том, что ты смогла спастись от одного душегуба и можешь попасть в ловушку второго. И мне за тебя страшно.
Лицо Алиты стало похоже на маску горя — некрасивую, смятую маску.
— И что ты предлагаешь? — спросила она. Лефевр прекрасно понимал, что он может предложить хоть луну с неба — это не поможет.
— Откажись, — все-таки произнес он. — Ну не бывает такой любви, чтобы после единственного свидания так кидаться на человека. Пусть Рекиген выберет кого-то еще, чтобы столкнуть в пропасть.
Алита кивнула — не соглашаясь, просто принимая его слова.
— Я тогда просто использовала тебя, Огюст-Эжен, — негромко, но отчетливо промолвила девушка, не глядя на Лефевра. — После того видения в Блюдце мне нужно было понравиться хоть кому-то. Поднять самооценку. Она у меня и так неведомо, в какой яме. Извини.
Это было похоже на дуэль. Алита сейчас отбивала удар: ей сделали больно — и она тоже хотела причинить боль. Вот только она не знала, что никакой дуэли не было. Лефевр не хотел ее ранить.
— Я знаю, — откликнулся он, пытаясь собраться с силами и превозмочь собственную муку. — Это сейчас не имеет значения, Алита. Важно то, что принц сделает тебя пешкой, а ты даже правил игры не узнаешь. Просто потому, что захотела утереть нос бывшему мужу. Дескать, гляди, Никитос. Ты меня обезьяной звал, а меня принцы в жены берут, — Лефевр неожиданно обнаружил, что как-то сразу и окончательно утратил самообладание и уже почти кричит. — Только Никитос будет твою подружку валять и ни о чем не узнает.
Он понял, что попал в яблочко и поразил Алиту в самую глубину души, когда она вдруг вскинула руки к груди, словно пыталась молиться или закрыться от него. Ее взгляд был настолько жалобным и несчастным, что Лефевр замолчал и осторожно прикоснулся к ее судорожно стиснутым рукам. Алита содрогнулась всем телом, но не отстранилась от него; Лефевр помедлил и обнял девушку, прижал к себе так, словно хотел закрыть собой от всего мира и самого себя в первую очередь.
— Прости меня, — выдохнул он в ее рыжие локоны. — Прости, я не должен был этого говорить.
Алита была напряжена настолько, что Лефевру показалось, будто он держит восковую куклу. Слова, которые они сейчас наговорили друг другу, висели в кабинете горьким серым дымом, и Лефевр знал, что никакая сила не сможет вернуть того, что они только что разрушили.
— Ты прав, — негромко откликнулась Алита. — Только больше ничего не говори.
— Алита…
— Молчи, Огюст-Эжен. Господа ради, молчи.
Так они стояли несколько долгих минут, а потом Алита повела плечами, освобождаясь из рук Лефевра, и направилась к двери, глядя вниз и не обращая внимания на то, что слезы полились еще сильнее. Она никогда настолько остро не понимала, что все кончено.
А на следующее утро Лефевр получил письмо из государевой канцелярии: принц Рекиген приглашал его стать своим шафером. И вот теперь это было действительно — все.
* * *
— Ну, рассказывайте, миледи. Кто вы, что вы.
Его величество Ахонсо удостоил Алиту персональной аудиенции в той части оранжереи, где выращивали белые розы — те самые крупные растрепанные розы сорта «Фаола», которые красовались на каждом изображении Богоматери и означали чистоту и непорочность. Личный помощник государя, проводивший Алиту к месту аудиенции, отдал ей короткий поклон и скрылся. Ахонсо сидел на скамейке и доброжелательно, но пристально рассматривал девушку. Хоть убей, он ничем не напоминал великого государя, который в молодости выиграл две мировые войны и поднял страну из руин и пепла к нынешним высотам. Седой, высокий, наполненный каким-то невероятным спокойствием, он был похож на деда, который ждет внука с уроков: обнаружив это, Алита сразу же перестала волноваться и выпустила цепочку пояса, которую нервно крутила до этого.
— Не стоит так беспокоиться, — заметил Ахонсо и похлопал по скамейке сухой желтоватой ладонью. — Садитесь-ка, и поговорим по-простому, по семейному.
Алита послушно опустилась на скамью и спросила:
— А с чего начать?
Ахонсо ободряюще улыбнулся.
— Для начала расскажите, откуда вы. Когда Рекиген прибежал ко мне и выпросил разрешение жениться, моя служба безопасности сразу же взялась за работу. И не обнаружила в Сузе семей с фамилией Росса. Ни дворянских, ни мещанских, никаких. А ваша официальная история начинается с отчета милорда Лефевра по делу Ятти Яаппи, в котором вы принимали самое непосредственное участие. Только говорите правду, я всегда вижу, когда человек темнит.
Алита смущенно развела руками.
— Если я вам скажу, что пришла из другого мира, вы мне поверите? — спросила она. Ахонсо одарил Алиту еще одним цепким, пронизывающим взглядом и мягко усмехнулся.
— Поверю, — неожиданно сказал он. — Конечно, это довольно необычно, но я вижу, что вы говорите правду.
— А как вы поняли, что это правда? — вдруг спросила Алита с совершенно непосредственным детским любопытством. Ахонсо слегка сдвинул манжет рубашки и, приоткрыв левое запястье, показал Алите крошечную татуировку: маленькое солнце с витыми лучами наливалось золотистым светом.
— Особое заклинание, — сказал Ахонсо. — Когда говорят правду, солнце желтое и горячее. А когда врут, оно синее и очень холодное. И чем же вы занимались в том своем мире?
Алите показалось странным, что государь так легко принял ее слова на веру, но она решила больше не задавать вопросов.
— Сначала училась, потом много работала, — сказала она. — У меня был муж, а детей не было. Мои родители погибли несколько лет назад.
Ахонсо понимающе кивнул. Где-то среди розовых кустов пискнула птичка и тотчас же замолчала. Алита почему-то отметила, что эти розы совсем не пахнут.
