— Батюшка ведь любит вас? Ну вот и скажите ему, что я сумасшедший урод, и вы предпочтете умереть, чем выйти за меня замуж. Он пригрозит выпороть вас, запрет в чулан, даже лишит обеда — стойте на своем. Кстати, соединение двух частей куатонского масла и одной части настойки жеревеги вполне сойдет за отраву. Покажите батюшке пузырек и поднесите к губам. Даю вам слово дворянина, что он оставит вас в покое.
Этель снова шмыгнула носом и посмотрела на Лефевра уже без панического ужаса. Конечно, ему показалось, но вроде бы в ее взгляде появился какой-то практический интерес.
— Правда оставит? — спросила она. Лефевр кивнул.
— Можете мне поверить. Выбирать, конечно, вам. Но я буду вам крайне признателен, если вы предпочтете второй вариант.
Некоторое время Этель молчала, а потом неожиданно поинтересовалась:
— А та, другая женщина… Она вас тоже любит?
В зале грянула музыка — наконец-то начались танцы. Влюбленные кавалеры сейчас кружат по паркету своих дам, господа постарше и посолиднее устраиваются за карточными столами, а Лефевр больше всего хотел отправиться домой.
— Нет, она меня не любит, — ответил он и к удивлению своему услышал искреннюю горечь в голосе. Этель сочувственно вздохнула и сказала:
— Это прямо как в романе…
Лефевр ухмыльнулся. Конечно, о чем еще думать юной дурочке? Только о романах. Лучше уж о книжных героях, чем о том, что родители продают тебя тому, кому считают нужным, а ты и сопротивляться не можешь. Впрочем, миледи Этель читала не только романы, потому что вдруг спросила:
— А этот ожог у вас от артефакта?
В голосе девушки звучало чистое детское любопытство. Лефевр задумчиво посмотрел на свою покалеченную руку и ответил:
— Да, верно. Разбираетесь в артефактах?
— Немного, — смущенно призналась Эстель и осторожно прикоснулась к изуродованной коже на запястье Лефевра. — Ползучий ударил, да? Я читала о них в книгах.
— Поразительно, — сказал Лефевр. — Вам не положено читать такие книги.
Этель вздохнула и отвела руку.
— Да, вы правы. Я хотела… хочу стать врачом. Но батюшка не разрешает. Говорит, что леди не должны работать…
Господин председатель был прав: ни одна женщина из благородной семьи не работала ни дня в жизни, занимаясь, в основном, своими платьями, обустройством букетов в вазах своего роскошного дома и вынашиванием и рождением детей. Большего от нее не требовалось, и, разумеется, желание дочери стать врачом поразило Куатто до глубины души. Как отец он был совершенно прав: выдать замуж и выбить глупые мысли из головы.
— И каким же врачом? — осведомился Лефевр. Этель посмотрела на него с искренним изумлением: наверняка никто прежде не задавал ей таких вопросов.
— Женским, — коротко ответила она. — Ну понимаете… врач-мужчина… — Этель замялась с совершенно очаровательным видом, а потом выпалила: — Когда я болела, то показывала доктору на кукле, где у меня болит. А если бы я стала врачом, то могла бы осмотреть леди, как следует, и это бы не было неприлично… — голос девушки упал до шепота, и она смущенно сжала кисточку на поясе, понимая, что говорит совсем уже немыслимые вещи. Лефевр подумал, что она сейчас расплачется.
Ему вдруг очень понравилась эта худенькая девочка — было в ней, такой милой и наивной, нечто важное, то, что делало миледи Этель особенной. Для своей семьи она была всего лишь разменной монетой, способом обстряпывать дела. Не задастся с Лефевром — господин председатель найдет, кому ее подсунуть. И наверняка этот кто-то не будет спрашивать, почему Этель хочет стать врачом.
— Я предложу вам третий вариант, — вдруг сказал он, то ли пожалев Этель, то ли решив уязвить ее папашу посильнее. — Выходите за меня замуж. Ваши родители будут счастливы до безумия. А я на правах супруга разрешу вам учиться врачебному делу, раз оно вам настолько по душе.
Этель посмотрела на Лефевра с ужасом и надеждой, словно не знала, что делать: то ли расплакаться, то ли броситься ему на шею. В конце концов, девушка порывисто обняла его — конечно, это было совершенно немыслимо, так падать на грудь почти незнакомому мужчине, но Лефевр подумал, что иногда полезно немного пошатнуть устои. Тем более, если мечта вот-вот осуществится.
— Согласны, миледи? — спросил он, мельком вспомнив старую истину, что есть добро, есть зло, а есть и выгода, и ради этой выгоды можно потерпеть и старого урода в постели.
— Согласна, — прошептала Этель и благодарно сжала его руку.
— Тогда пойдемте. Отдам вас родителям, чтобы начинали подготовку к свадьбе. И кстати, Этель, — он сделал паузу, пропуская девушку к выходу с балкона, — не бойтесь. Я не такой страшный, каким хочу казаться. Вы привыкнете.
Этель посмотрела на него так, словно перед ней предстал наяву один из героев любимого романа. Лефевр понимающе вздохнул и повел ее к родителям.
Расставшись с семейством Куатто — матушка едва не лишилась чувств от счастья, а господин председатель даже улыбнулся, что для знавших его было верной приметой невероятной радости — Лефевр покинул бальный зал и неспешно пошел по лестнице вниз. На улице шел легкий снежок, и он решил не брать экипаж, а прогуляться пешком и все обдумать.
Лефевр почувствовал ведьму между вторым и третьим этажом и ощутил, как по загривку прошла ледяная волна, а волосы на голове шевельнулись в предвкушении охоты. Ведьма была матерой и очень необычной — Лефевр не мог сказать вот так сразу, в чем заключается эта необычность, но было ясно, что впереди идет очень заковыристое отродье. Это было как в старые времена, когда Лефевр только начинал работу в инквизиции, отлавливая ведьм, и это было хорошо: он любил свою работу, любил охоту, и у этой ведьмы не было шансов.
Он достиг ее одним молниеносным движением, практически прорвав собой пространство: ведьма и пискнуть не успела, а Лефевр уже заломил ей руку, прижал к перилам и приставил к рыжему затылку маленькую табельную пистоль. Ведьма была одета очень дорого и модно — в тонкое нежно-зеленое платье и легкую шубку поверх, от ее длинной белой шеи пахло какими-то едва уловимыми духами, а на изящном запястье, которое Лефевр стиснул чуть ли не до хруста, позвякивали браслеты — но он видел лишь темное облако с запахом крови. Золотистой метки регистрации в нем и в помине не было.
— Инквизиция Сузы, — процедил Лефевр, чувствуя почти забытое возбуждение от поимки опасной хищницы. — Только дернись, тварь.
— Не стреляйте, — умоляюще прошептала ведьма. Лефевр ловил терпкий запах ее страха, и этот запах опьянял похлеще самых крепких вин. — Господа ради, не стреляйте, я не делала ничего плохого…
Лефевр слегка ослабил хватку и поставил ведьму прямо. Тонкий каблучок подломился, и она едва не упала на ступени.
— Вниз, — приказал Лефевр и подтолкнул ведьму коленом. Сильная колдунья без лицензии, надо же… Пожалуй, стоит устроить взбучку своему прежнему отделу, чтоб мух не ловили, а занимались делом.
