По лицу Этель скользнула тень, но Лефевр сделал вид, что не заметил ее.
* * *
Собственность действительно привязывает к земле: сейчас, когда Лефевр добровольно лишился всего, ему было на удивление легко и спокойно. Входя в розарий вслед за личным помощником государя Ахонсо, Лефевр не чувствовал ничего, кроме этой легкости и свободы. Белые растрепанные розы постепенно отцветали, и их запах, прежде почти неуловимый, теперь обрел отчетливую прощальную резкость. Ахонсо сидел на скамейке, задумчиво перелистывал Святое писание и, когда помощник скрылся за кустами, негромко произнес:
— Аудиенция по поводу вашего назначения состоится вечером, милорд. Вы что-то рано.
Лефевр подумал и сел на скамью напротив. Государь даже не взглянул в его сторону.
— Позволите говорить откровенно, ваше величество?
Белые брови Ахонсо дрогнули: это было единственным выражением каких-то эмоций.
— Разумеется, господин министр, — ответил он. Лефевр подумал о вытатуированном солнце на запястье государя и произнес:
— Вы действительно планируете переписать указ о престолонаследии в пользу ее высочества Алиты?
Ахонсо усмехнулся в усы.
— Ни в коем случае, Огюст-Эжен, — сказал он. — Вы просто никогда не читали этого указа до конца. А там написано, что действующий правитель имеет право избрать наследника из числа членов королевской фамилии. На свое усмотрение.
Растрепанная роза медленно уронила один из лепестков на дорожку. Лефевр подумал, что это, должно быть, романтично. Метель снаружи и розы внутри. Вот только вряд ли в жизни есть романтика. Одни подковерные игры и грязь. Розы не растут на таком болоте.
— Это глупо, сир, — равнодушно промолвил Лефевр. — Ее убьет кто-нибудь из ваших сыновей, едва вы закроете глаза. А народ усмирят пушками, это очень полезное средство, — Ахонсо впервые посмотрел ему в лицо, и Лефевр поспешил добавить: — Я знаю, почему вы так зацепились за эту девушку. И почему вы поверили ей, когда она сказала, что пришла из другого мира.
Некоторое время Ахонсо смотрел в глаза Лефевра, и тот никак не мог понять, что же именно кроется в этом взгляде за пустотой доброжелательности. И, когда государь все-таки спросил:
— И почему? — Лефевр понял, что победил.
— Потому что Криштина, ваша бабушка, тоже не отсюда, — сказал он, и тогда Ахонсо действительно изменился в лице. Куда-то исчез стержень, поддерживавший государя все это время: теперь перед Лефевром сидел старик, изо всех сил пытающийся справиться с собственной судьбой, чтобы защитить единственное, что имело для него смысл: свою родину.
— Она была торговкой, — продолжал Лефевр, стараясь говорить максимально искренне. — По архивным данным — слабоумная. Но так было с самого начала. Потом-то она смогла привыкнуть к новому миру и начала действовать. Я не буду пересказывать вам ее путь к трону, вы знаете его лучше, чем я. Но самое главное то, что вы, единственный внук Криштины, знали ее тайну. Знали, откуда она пришла и что увидела на своей прежней родине. А видела она войны, кровь и революции, и рассказала вам об этом, потому что могла поделиться своим грузом только с вами.
Ахонсо вздохнул и провел по лицу ладонями. Лефевр подумал, что его выстрел попал точно в цель. Некоторое время государь молчал, стараясь обуздать свое волнение, а потом вынул из кармана сюртука маленький колокольчик и позвонил. Личный помощник бесшумно вынырнул из-за кустов и поднес Ахонсо высокий бокал с густой темно-зеленой жидкостью. Лефевр с запоздалым сожалением подумал, что мог загнать старика в гроб своими откровениями.
— Мне не важно, кто именно будет сидеть на троне, — признался Ахонсо, когда помощник ушел. — Династии приходят и уходят, и это нормально. Это эволюция. В конце концов, под самыми дорогими штанами находится самая обычная задница. А вот будущее Сузы для меня имеет первостепенное значение. Я хочу процветания и счастья, а не казней и пушек. Это неправильно?
— Это самое правильное, — уверенно сказал Лефевр. Ахонсо раскрыл Писание наугад и некоторое время смотрел в книгу, вряд ли вчитываясь в написанное.
— Тогда что именно вас так мучит, Огюст-Эжен? С Алитой все будет в порядке, даю вам слово. Тем более, с таким другом, как вы.
Теперь уже Лефевру понадобилось несколько минут, чтобы собраться с духом и промолвить:
— Мы можем не успеть, ваше величество. Надвигается беда.
Глава 9. Обезьяна
Лефевр действительно был профессионалом: он понял, что Сузу ждут крупные неприятности, когда артефакт произнес слово «дискриминация» на русском языке — са эс дискриминация. Конечно, говорящий гвоздь мог просто выловить слово у него в голове, но Лефевр решил не слишком на это полагаться.
Он был уверен, что Винокуров изыскал-таки способ прорваться в Сузу. Возможно, старый писака каким-то образом влиял на артефакты — серебряный гвоздь, показавший себя при первой встрече выдержанным джентльменом, повел себя чересчур развязно и вольно, а смена вектора поведения была очень дурным знаком для артефактов. Возможно, Перо снова подыскало жертву для Винокуровских затей, и преступления Мороженщика покажутся всем легкой закуской перед главным блюдом. Но сильнее всего Лефевра поразило то, что мертвый глиняный шар стал солнцем, источником невероятной силы. Вполне вероятно, что все эти события были никак не связаны между собой, но, как выражался Гуле, в иных ситуациях лучше перебдеть, чем недобдеть, и Лефевр был с ним полностью согласен.
Ахонсо выслушал его и, ворчливо сказав, что господин министр делает значительные выводы из незначительных вещей, все-таки позволил перевести внутреннюю охрану дворца, полицию столицы и опорные отряды инквизиции в режим полной боевой готовности для моментального отражения любой возникающей угрозы. Вдобавок, государь разрешил извлечь из личного хранилища большую часть запасов разрыв-камня и раздать его всем членам правящей династии, чтобы у них была возможность покинуть дворец магическим путем в случае опасности.
— Что там все-таки за история с навкой? — спросил Ахонсо, когда Лефевр поднялся со скамейки и шагнул к выходу из розария. Вопрос, разумеется, был с подвохом.
— Навки не было, — признался Лефевр, и признание снова далось ему с неожиданной легкостью. — Я действительно арестовал ее высочество с неподобающей случаю жестокостью. И это тревожит меня еще больше.
— Стороннее воздействие? — уточнил Ахонсо. Лефевр обернулся и увидел в глазах государя энергичный блеск. «Да, старый дуб еще пошумит», — подумал он и ответил:
— Полагаю, что так.
Ахонсо усмехнулся и прикрыл глаза.
— И что же случилось потом?
Одна из отцветающих роз уронила очередной лепесток — дождавшись, когда он упадет в аккуратно подстриженную траву, Лефевр ответил:
— А что еще, кроме любви?
Государь одарил его одобрительным взглядом и снова открыл свою книгу — он и так знал ответ. Лефевр поклонился и покинул розарий, надеясь, что в ближайшее время его никак не покарают за покушение на честь владыческой фамилии. Впрочем, у него сейчас были занятия поважнее.
