Илларион развеселился: еще немного, и этот молодчик потребует себе именные часы за помощь в обезвреживании опасного преступника!
– Нормально, – небрежно сказал он. – Лет пять потренируешься, и из тебя выйдет первостатейная проститутка.
Он спохватился – все-таки здесь был ребенок.
Но ребенок цвел, как майская роза, и явно наслаждался приключением.
– Что ж, Василек, – сказал Илларион, – я тебя слушаю.
Глава 17
Василек рассказал все, что знал.
Знал он, увы, немного, и Илларион так и не получил от него ответов на свои вопросы: за что был убит Балашихин, какое отношение ко всему этому имела Оля (это все-таки оказалась именно та Оля, а не какая-нибудь другая) и при чем здесь какой-то следователь прокуратуры со своим сыном и долларами. Он с легким отвращением смотрел на Василька: этот слизняк действовал, даже не задумываясь о том, что происходит, и не испытывал никакого интереса к последствиям своих действий, вполне довольный получаемой платой и уверенный, что за Званцевым он как за каменной стеной.
– Давай, – сказал он, – звони своей Оле. – Надо заманить ее сюда.
– Она ничего не скажет, – заупрямился Василек. – Она знаете, какая… Камешек, а не баба. Ходит за Званцевым, как овчарка.
Илларион поморщился: Василек нечаянно угодил в больное место. С тех пор как Забродов узнал, что Оля его подставила, его не оставляло неприятное ощущение, что он переспал с животным – пожалуй, не с овчаркой все-таки, а, например, с гиеной. Илларион с большой прохладцей относился к платному сексу, а это был даже не платный секс, а вообще черт знает что.
– Ничего, – сказал Илларион, – скажет. Мы на нее Юрку натравим.., да, Юрка? Кстати, отдай-ка пистолет.
– Ну-у-у… – затянул было Лопатин-младший, но, взглянув на Иллариона, вздохнул и слез со стула.
Василек тоже вздохнул, не скрывая облегчения. Услышав этот вздох, маленький негодяй резко вскинул пистолет, почти коснувшись стволом носа Василька, и спустил курок. Василек шарахнулся, закрываясь руками, зацепился ногой за ножку кресла и с грохотом упал на пол. Соседи опять застучали по трубе.
– Перестань хулиганить, – строго сказал Илларион и отобрал у мальчишки пистолет.
Со щелчком загнав на место обойму, он положил пистолет в карман. Василек, лежа на полу, наблюдал за его манипуляциями широко распахнутыми безумными глазами.
– Не тяни! – приказал ему Илларион. – Звони Оле!
Василек еще немного полежал, приходя в себя, потом неловко поднялся и позвонил в офис. Разговор с Олей получился даже лучше, чем беседа со Званцевым – видимо, Василек уже набрался опыта и испытывал к Иллариону благодарность за то, что тот отобрал оружие у малолетнего бандита.
– Все, – сказал он, кладя трубку. – Скоро приедет.
Только…
– Молодец, – перебил его Илларион. – Теперь можешь отдохнуть. Юрка, тащи-ка пластырь и ножницы, я их видел на столе в кухне. Да и веревку тоже.
– Зачем?! – с видом оскорбленной невинности запротестовал Василек. – Я же не собираюсь…
– Откуда я знаю, что ты собираешься, а чего не собираешься делать, – снова не дал ему договорить Забродов. – О чем ты думал, когда связывал мальчишку?
Правильно, о своем удобстве. Ну, так позволь и мне позаботиться о своем.
Василек замолчал, всем своим видом давая понять, что над ним совершается ненужное насилие. Илларион быстро и умело связал его по рукам и ногам, а Лопатин-младший с видимым удовольствием пришлепнул на лицо своего тюремщика кусок пластыря, запечатав ему губы.
– Дяденька, – обратился он к Иллариону, – а можно, я ему и нос заклею?
Василек замычал и начал дергаться, безумно вращая глазами. Илларион тоже испугался, решив, что ненароком выпустил на волю настоящее чудовище, но тут заметил, что уголки губ у мальчишки подозрительно подрагивают, и у него отлегло от сердца. Правда, на взгляд Забродова, парень был слишком молод для черного юмора, но, с другой стороны, времена-то меняются…
– Перестань, – серьезно сказал он. – Ты знаешь, что такое разрыв сердца? И потом, Женевская конвенция тысяча девятьсот какого-то года запрещает мучить и пытать военнопленных. Мы же с тобой цивилизованные люди. Кстати, ответь мне, как один цивилизованный человек другому: ты номер своего домашнего телефона знаешь?
– Ну, – очень цивилизованно ответил Лопатин-младший.
– А набрать его сможешь? По-моему, пора тебе возвращаться домой.
– Не хочу, – внезапно сказал подросток. – Ну их!
– Вот так штука, – опешил Илларион. – А куда ты хочешь – в детдом? Или на улицу?
– Ай, – отмахнулся Юрка и вышел из комнаты.
– Номер-то скажи! – крикнул ему вслед Илларион.
Он был уверен, что номер ему тоже придется узнавать через Мещерякова, но ошибся: мальчишка, приняв, очевидно, какое-то решение, вернулся и взялся за телефонную трубку.
– Только разговаривайте сами, – предупредил он, набирая номер.
Илларион пожал плечами: как хочешь. Он чувствовал настоятельную потребность закончить эти посиделки как можно скорее: не следовало забывать о том, что по его следу идет милиция.
– Да, – сказал усталый голос в телефонной трубке, – слушаю.
– Как его зовут? – спросил Илларион у Юрия, зажав трубку ладонью.
– Константин Андреевич, – буркнул тот и снова вышел из комнаты.
Через секунду Илларион услышал слабый щелчок, и в трубке появилось едва различимое электронное эхо – в соседней комнате сняли трубку параллельного аппарата. Илларион улыбнулся: парню было не так уж безразлично, о чем они будут говорить с его отцом.
– Константин Андреевич? – сказал Забродов в трубку.
– Да. Кто говорит?
– Мы с вами незнакомы. Моя фамилия Забродов.
Я звоню по поводу вашего сына. Вы не могли бы приехать и забрать его?
– Послушайте, вы, Забродов или как вас там, – сказал Лопатин. Иллариону показалось, что он говорит сквозь зубы. – Я устал от всех этих штучек. Папка у вас, чего вам еще? Не надо заманивать меня в ловушку. Мне обещали, что я смогу поговорить с сыном.
– Вы меня не совсем правильно поняли, – терпеливо сказал Илларион. – Мне от вас нужно только одно: чтобы вы приехали и забрали парня домой. Уже поздно, ребенку пора спать, а у меня впереди масса дел, присутствие при которых вашего сына, мягко говоря, нежелательно. Привезете его домой и наговоритесь вволю.
– Я вам не верю, – глухо сказал Лопатин, – но приеду. Говорите адрес. И учтите: если с ним что-нибудь.., что-нибудь случится, я вас убью. Загрызу зубами.
Это понятно?
