Ася приткнулась в углу арбы и заснула тяжелым сном смертельно уставшего человека. Сундур ей не мешала. Для Аси начиналась новая жизнь, и сон должен был подкрепить ее и придать сил для новых испытаний. А они не замедлят к ней пожаловать.
Поспать долго не пришлось, во всяком случае ей так показалось. Страшный рев верблюдов разбудил Асю и заставил ее вжаться в угол. Она никак не могла привыкнуть к этому звуку, и он всякий раз заставлял ее вздрагивать.
Арба немилосердно тряслась и качалась на камнях, пропуская по обочине встречный караван. Погонщики ругались неистово и злобно, отводя душу на терпеливых животных.
Сундур, привыкшая к подобным происшествиям на дорогах, дремала, а возчик равнодушно глядел на дорожную сутолоку.
Татарка очнулась и заметила пробуждение невольницы. Она приподнялась и стала о чем-то расспрашивать, но Асе трудно было ее понять, и она часто невпопад отвечала теми словами, которые запомнила в долгом пути. Сундур злилась на Асю, но видно было, что эта злость просто привычка, давно появившаяся в ее трудной и безысходной жизни. Какое счастье она, купленная на базаре, могла приобрести в этом неравном браке?
Как ни пыталась Ася сообразить, куда же идет караван, ей это не удалось. Названия городов и дорог не улавливались, да и что они могли бы сказать ей, впервые попавшей в незнакомые земли.
Они замолчали, и Ася вспомнила часы их пребывания на базаре и распродажу живого товара. Она заплакала тихо, без облегчения, а когда ей вспомнилась оргия на корабле, то рыдания чуть не задушили ее. Сундур не мешала выплакаться, видимо, понимая, что без этих слез ни одна женщина обойтись не может. Она тихо что-то мурлыкала себе под нос и раскачивалась из стороны в сторону. Вид у нее был сморщенный, угрюмый и равнодушный. Ася украдкой поглядывала сквозь слезы на свою новую подругу, а может быть, и хозяйку, и горестные думы теснились в ее голове. Ничего светлого впереди она не могла разглядеть. А жить так хотелось! Так много было сил еще недавно, но куда они подевались? Они все исчерпаны горем, слезами и мучениями. И не увидеть ей больше своих дорогих подружек, с которыми успела сойтись так близко, как бывает только в дни великого горя.
Глава 14
КУРДЫ
Много дней караван трясся по извилистым горным дорогам. Холода наступили неожиданно, приходилось сидеть в арбе, закутавшись в попоны, или тащиться рядом, согреваясь ходьбой. Асе такие холода не казались страшными, но ноги не осиливали каменистой тропы. Выданные еще на корабле чувяки быстро пришли в негодность, и пришлось идти босиком. Ветры, врывающиеся в долины и ущелья, крутили крупный песок, листья и траву, забирались под шерстяные покрывала, и люди коченели, горбились и ругались.
Зато чадра из конских волос, которую Ася теперь носила, несколько защищала лицо от холода и песка. А кругом высились горы, заросшие редким побуревшим лесом и кустарником. Деревушки попадались нечасто, и получить ночлег в них было трудно. Караван-сараи не могли вместить больших обозов и караванов. Приходилось иногда располагаться прямо на косогоре у костров, разбивая шатры.
Ася постоянно была занята работой, на привалах жгла костры, собирала кизяк и хворост, готовила еду, кормила лошадей и верблюдов, чинила одежду и отвечала за всякую мелочь. Она мало что понимала и часто делала совсем не то, что было приказано. Сундур отчаянно ругалась, но никогда не била. Со злобой на лице она принималась работать сама, показывая, как и что.
Зато голода Ася не ощущала. Татарка на еду не скупилась, и Ася все больше и больше привязывалась к ней. Пока можно было считать, что девушка устроилась не так-то плохо. Ее никто не обижал, Заро почти не видел ее, и Ася не могла понять, за какой надобностью тот ее купил. Сундур молчала, да и не могла бы толково и понятно объяснить. Ася все еще очень плохо понимала татарский, а турецкий тем более.
Но страх и отвращение к мужчинам она часто ощущала в себе с невероятной силой, и одна мысль о них вызывала в ней омерзительное, гадливое чувство. Это пугало Асю, так как она знала, что в мире ислама женщина не распоряжается своей судьбой. Она вечно и неотвратимо должна выполнять обязанности служанки или рабыни. И многое здесь зависит от того, какой у нее господин. Ася чувствовала, что жить ей будет невероятно трудно. За последние дни она так настрадалась, что этих переживаний любому хватило бы не на один десяток лет.
Чужие слова давались ей с трудом, она просто не хотела учиться, а Сундур злилась и кричала низким грубоватым голосом.
Перевалив через хребты скалистых угрюмых гор, караван спустился в долину, и тепло опять вернулось. Исчезли жгучие холодные ветры и заморозки по ночам, после которых никак нельзя было согреться даже горячим чаем. Жары уже не было, лето кончилось, но приятное тепло воспринималось как благодать Божья. Уже месяц караван плелся по тропам и дорогам, переваливая с большими трудностями через хребты и бурные речки. Ася почти свыклась со своей участью, хотя она ей и представлялась только в самых мрачных тонах. Зато в этом путешествии она научилась ходить за лошадьми и ездить на них. Погонщики, слуги и сам хозяин Заро-эфенди не раз ругались и грозили наказанием за появление на людях без чадры. Однако она сильно мешала, и Ася часто пренебрегала законом, и ехала верхом вдоль каравана, не опуская на лицо чадры.
Одна Сундур равнодушно смотрела на смелые выходки Аси, говоря, что она не их роду-племени, и потому ей не страшно нарушать положения шариата. Она гяурка и потому может не исполнять закон.
Караван вступил на земли воинственных и практически независимых курдов. Ася отъехала чуть в сторону от тропы, чтобы набрать сучьев для костра, и ей повстречался отряд наездников. Впереди выплясывал на тонконогом коне статный, но уже немолодой всадник, видимо, вождь. Он даже оторопело поднял коня на дыбы, увидев рыжеволосую всадницу, трусившую рядом с грязным персом, сопровождавшим ее. Надвигалась ночь, а до селения было еще довольно далеко.
Ася испугалась встречи, торопливо опустила чадру и прижала лошаденку к шершавому откосу дороги, пропуская отряд. Тот медленно проехал, мужчины с любопытством глядели на необычную всадницу на заморенной кляче. Вождь сказал несколько слов персу, и они разъехались. Последний курд взмахнул нагайкой, и Ася аж вся выгнулась от жгучего удара по спине. Всадник гикнул и помчался следом за остальными. Она зло проводила их глазами, наполненными слезами, а перс стал, как мог, успокаивать. Ася с трудом поняла, что еще легко отделалась. Курды народ строгий, и обычаи они чтут свято.
На следующий день путники сделали остановку на отдых, лошади притомились, да и люди тоже. Заро, имеющий знакомых в этом селении, раскинувшемся в неширокой долине с узенькой речкой, рассчитывал хорошо отдохнуть и пополнить запасы продовольствия.
Старейшина встретил гостя приветливо, устроил небольшой пир. Много было съедено мяса и фруктов, много велось интересных разговоров, а на ночь всех разместили в тесном караван-сарае с полуразвалившейся оградой.
Отъезд пришлось отложить. Сильный ветер с дождем, начавшийся под утро, заставил Заро остаться в селении еще на день. Путники проводили время в ничегонеделании, отъедались бараниной, тайком попивали вино и веселились под звуки дудок и трещоток.
