Поход оказался неудачным. Царевна Софья поручила руководство фавориту князю Василию Голицыну. Готовился он наспех и весело. Обоз был так велик, что сковал действия всего войска, а жара и безводие стали, косить скотину и людей, как только отряды вступили в пределы Дикого Поля. Воевода Голицын мало думал о войске, и конец оказался печальным. Не вернулся и Ермил. Да и барин пришел едва живой и с пустыми руками. Он был зол и свиреп, оставил Марфу без всякой помощи.
С тех пор она и стала колдовать. Ее несколько раз били, пока она не сбежала в лес, к старой коряге, которая лежала теперь как напоминание о недолгом счастье, о любимом Ермиле. Здесь сама построила полуземлянку, где и воспитывала дочку в тяжких трудах и лишениях.
Постепенно сельчане оставили женщину в покое и теперь часто прибегали к ее помощи. За годы одиночества она постигла тайную силу многих трав и делала настои, мази и припарки, чем многих спасала от болезней и сглаза. Она мучительно сознавала, что часто ничего не может сделать, молила Бога, шептала заклинания и молитвы, но в душе больше рассчитывала на травы, в которых видела последнюю надежду на избавление от хворей для многих людей и домашней живности.
Теперь ее терзали страхи и тревоги, причину которых она никак не могла определить. «Любушка моя, Асечка! Беда вьется над тобой, а какая, не ведаю! Не знаю, чем помочь тебе», — так думала мать, не в силах приняться за работу, в которой можно забыть тяготы и невзгоды.
Она встала и бесцельно бродила по подворью, спотыкалась, безвольно махала руками и бормотала молитвы, обращенные к Богу и святым угодникам. Марфа посматривала на солнце, определяла время, оно тянулось бесконечно медленно, а тревога росла. В сердце матери нарастала боль и щемящая душу тоска.
— Злоумыслитель, высмотрень, как вор прокрался к нам. Вот он, ворог проклятый, на нашу погибель явился! — шептали губы Марфы, и она остановилась словно в столбняке. — А я думку думала на того юношу, чуть грех на душу не взяла. Сколько злодеев удумали нашу погибель устроить!
Она метнулась по тропе к дальним полям, еще без определенного умысла, лишь гонимая стремлением побыстрее увидеть дочь. Ветки хлестали по лицу, она не замечала их. Впереди показалась деревня с убогими избами, вросшими в землю.
Встречные мужики и бабы с опаской оглядывались на нее, не смея остановить и спросить, а та знала, куда идти, и только прижимала руку к груди, словно в страхе за сердце, готовое выскочить наружу. Волосы разметались, выбившись из-под платка. Она задыхалась.
Глава 3
ВЫСМОТРЕНЬ
На обширный двор Данилы Тюфяева нахально ввалилась ватага конников на косматых лошадях, заполнив собой все пространство, свободное от пристроек, повозок и всякого скарба, валявшегося там и тут. Люди в страхе разбежались, выглядывая из щелей и гремя запорами дверей.
— Эгей! Хозяин! Встречай гостя! — рослый татарин в распахнутом кожухе крутился на месте, горяча коня.
— Батюшки, да кто ж это нагрянул? — выскочил на крыльцо страшно перепуганный хозяин, Данила Тюфяев.
— Узнавай, узнавай, бек! Господь ниспослал нам встречу! — из одноколки грузно, с видимой неохотой и ленью, вылезал чернявый круглый человек в турецкой феске на кудлатой голове.
— Никак господин Спиро? Да что же принесло такого важного человека в мои захудалые места? Прошу, заходите. Эй, Савка! Кличь Матрену, пусть угощение с романеей побыстрей сготовит! — Данила распоряжался, но в голосе его звучала нарастающая тревога, а поспешность и суета выдавали страх и растерянность.
Татарские всадники с гоготом и криками сваливались с седел, отпихивая зазевавшихся мужиков и баб. Они тут же бесцеремонно полезли в подклети вытаскивать харч и корм коням. Недавно еще сонный двор наполнился визгом. Спиро Партакела важно поднялся по резному крыльцу, на ходу отряхивая с одежды дорожную пыль. За ним поспешал другой грек, повыше ростом и не такой круглый. Яркие зеленые шаровары необъятной ширины, опоясанные малиновым кушаком, и синие безрукавки составляли их наряд, который был так не похож на серую одежду дворни. Один лишь Данила несколько выделялся одеждой среди остальных.
— Проходите, гости дорогие! — заискивал хозяин, пропуская греков в сени и радушно простирая руки. — Чем вас попотчевать от стола нашего скудного?
— Тащи, тащи, хозяин, нам всякая снедь сгодится, — Спиро говорил по-русски довольно хорошо, и Данила дивился, как он этому научился за то время, что они не виделись. А прошел не один год, и вот теперь этот стервятник свалился с небес на его уже постаревшую голову.
Их первая встреча произошла в тот памятный поход в Дикое Поле, где боярский сын, не совладев с жадностью, погряз в темных делишках, а посредником оказался этот самый Спиро, проходимец и торгаш, неизвестно на кого работавший. Во всяком случае с татарами он ладил и их волю исполнял неукоснительно. Не думал Данила, что все так осложнится, и теперь он с ужасом и замиранием в сердце семенил позади греков, силясь придумать способ, который мог бы отвратить от него этакую напасть.
Спиро уселся на лавку, отер вспотевший лоб и шею, вытянул ноги в мягких туфлях из красного сафьяна. Видно было, что дела его процветают. За последние годы он раздобрел, округлился. Важность не сходила с его лица, на котором красовались длинные черные усы, подкрученные кверху. Мясистый нос был темно-коричневым то ли от загара, то ли от чего другого. Глаза грека смотрели широко и цепко. Он мгновенно определил, что здешний барин не купается в удовольствиях и со средствами у него туго. Но на лице купца ничего не отразилось.
Данила скромно молчал, дожидаясь вопросов грека. За окном шумели татарские наездники, устраиваясь на обед. Пахло дымом костров и паленой шерстью. В холодке обдирали барана, выла собака и голосили бабы.
Когда стол запестрел крынками, мисками, туесками, прочей посудой, Спиро блаженно вздохнул, лицо его стало добродушным и даже не лишенным приятности.
— Ну, хозяин дорогой, удостой нас своим почтением, отведай с нами, что Бог послал рабам своим, чтоб с голоду нам не окочуриться, — и глаза его заулыбались, а усы поползли вверх смешно и в то же время настороженно.
— Чем богаты, тем и рады, — ответствовал Данила и цыкнул на вертевшегося тут же старого слугу Парфена, чье любопытное ухо уже навострилось послушать их разговор. — Пошел прочь, шелудивый! И смотри, самовидцев нам не требуется. Узрю — на конюшне под кнутом поваляешься!
Компания некоторое время молча насыщалась, смачно чавкая и шумно отхлебывая из кружек заморское старое вино. Данила остерегался пить много, боялся, что гостям не хватит, а Спиро бросал хитроватые взгляды в его сторону и довольно посмеивался в усы, обтирая руки о край скатерти.
— Друг мой Данила, — начал грек, насытившись и откинувшись на спинку кресла, которое хозяин подобострастно предоставил дорогому гостю, — давно мы с тобой не встречались.
— Давненько, давненько, Спиро, — вздохнул хозяин.
— Думал, что так и дальше будет? Нет, Данила, нас одна веревочка связывает, и теперь пришла пора платить по письму заемному. Чай не забыл о таком? Вот и хорошо, друг дорогой, — закончил грек, заметив беспомощное ерзание Тюфяева.
