Утром Асия, злая и невыспавшаяся, долго бродила по берегу бурного моря, поглядывая на сопровождавших ее слуг. Она едва сдерживала себя, хотелось кинуться в свою комнату и проверить, цела ли шкатулка. Сафа казалась ей сообщницей всех жуликов, какие только могли оказаться в этом паршивом городишке, и она не отпускала ее от себя ни на шаг.
Вдруг новая мысль осенила ее. Она остановилась как вкопанная и не замечала набегавших на ноги волн, пока Сафа не окликнула госпожу:
— Ханум, ханум! Вы замочили ноги, вы простудитесь!
— Пустое, Сафа, — ответила рассеянно Асия. — Скажи лучше, где сейчас Шахаб? Ты должна знать, проныра.
— Госпожа, он мне не докладывает о своих делах, но думаю, что найти его будет нетрудно. Городок маленький, и если вы подождете, то я найду его.
— Нет, нет! Не сама, Сафа! Пошли кого-нибудь за ним. Пусть придет ко мне в комнату. Я возвращаюсь!
Через час Шахаб появился у Асии и недовольно уставился на нее.
— Асия, зачем я тебе понадобился? У меня дел много, отец поручает их в таком количестве, что мотаюсь весь день туда-сюда.
— Не тараторь, Шахаб, — ответила спокойно Асия и удивилась, что на этот раз он ничего не возбудил в ней, кроме настороженности. — У меня к тебе важный разговор, и я думаю, что ты поймешь меня правильно.
— Какие у тебя могут быть важные разговоры, Асия? Живешь, как птаха, и ни о чем не думаешь. Сплошной кейф всю жизнь.
— Это далеко не так, и виной тому ты, Шахаб.
— Я? — и Шахаб состроил невинное выражение лица и удивленно поднял свои изумительные брови.
— Что ты наглец без совести и стыда, я уже догадалась, но теперь это не имеет большого значения, Шахаб. Дело в другом. И не перебивай меня. О наших шашнях известно аль-Музиру!
— Как! Откуда ты узнала? — в голосе Шахаба слышались нотки страха и растерянности.
— Вот видишь, Шахаб, и тебе стало не по себе. А что нам грозит от такого поворота дел? Ведь мой господин и твой отец не станет нас по головам гладить, узнай он про такое. И тебе не избежать его гнева.
— Да что же делать-то, Асия?! Ты меня совсем оглушила. О аллах! Смилуйся и помоги! — и он истово огладил лицо и бородку.
— Делай что хочешь, но аль-Музир не должен донести эту весть до нашего благодетеля и твоего отца. Я просила его обождать до утра, но не уверена, что он выдержит.
— А что ему надо? Вот собака!
— Что ему надо? Денег, конечно. Он староват, и ему они не помешают.
— Асия, ты так спокойно говоришь об этом! У меня голова идет кругом!
— У меня она кружится со вчерашнего дня, Шахаб. А что толку? Теперь у тебя пусть покружится. Думай, что делать. Теперь это в твоих руках. Что я могла, то сделала. И поспеши, Шахаб, а то аль-Музир ждать особо не намерен. Он торопил меня и угрожал.
— Ах, Асия, ты меня режешь без ножа! Что делать, что делать! — Асия с интересом наблюдала за Шахабом и все больше убеждалась в низости его души.
«Господи! Как слепа я была! Ну что в нем есть, кроме красивого лица? Разве это мужчина?» — думала Асия, разглядывая смятенного молодого человека, трепещущего теперь от страха за свою шкуру и благополучие. Вслух она заметила:
— Сам заварил эту кашу, а теперь охота в кусты залезть? Нет уж, Шахаб! И ты поломай свою красивую голову, как выпутаться из всей этой кутерьмы! Не одна я должна страдать! Думаю, что благодетель мой не столько меня накажет, сколько достанется тебе, Шахаб. В этом ты мне поверь. И торопись, Шахаб!
Шахаб сокрушенно качал головой, вздыхал, ругался, но Асия больше не обращала на него внимания, и он ушел, как побитая собака, поджав хвост.
— Теперь пусть и он терзается! — злорадно прошептала Асия, провожая Шахаба глазами. Ей было радостно видеть смятение и страх этого красавца. — Но это еще не все, Шахаб! Тебе придется убрать с дороги аль-Музира, а это тоже не так просто с твоей трусостью. Ты не Андрей, который бросился один на целый отряд татар! Тебе будет труднее.
Асия пришла в хорошее расположение духа. Она даже перестала так переживать за свое богатство, которое затаилось на дне сундука. Оно перестало ее тревожить, теперь думы вертелись вокруг аль-Музира. «Что же придумает Шахаб? — спрашивала себя Асия. — Пусть эти мужчины теперь решают свои судьбы сами, а я хочу спать…» — подумала она и с наслаждением укуталась покрывалом на своей постели.
К вечеру в городке зашумели люди, собрались на берегу моря, которое начало стихать. Что-то тревожное заставило Асию послать Сафу узнать новости:
— Сбегай разузнай, что там стряслось, Сафа, — сказала Асия, сдерживая волнение и напуская на себя равнодушный, скучающий вид.
— Ой, госпожа! — вскричала Сафа, вернувшись через час назад. — На берегу нашли утопленника! И знаете, кто это?
— Ну же, говори быстрее, Сафа! Откуда мне знать об этом, глупая!
— Это аль-Музир! Главный приказчик нашего господина! Вот горе какое!
— Не может быть, Сафа! — вкрадчиво и мягко сказала Асия, утихомиривая в груди волнение, смешанное со страхом. Она украдкой перекрестилась, и губы сами зашептали молитву за упокой души грешника аль-Музира.
— Да что вы, ханум! Я сама видела тело. Его выбросило волнами на берег. Говорят, что он упал со скалы еще вечером. А море бушевало и его разбило о камни. Ой, страшно как!
— Как это воспримет наш господин? — сказала Асия взволнованно. — Ведь аль-Музир был его правой рукой в делах! Что же теперь будет? Ладно, Сафа, иди узнавай подробности. Вижу, что тебе не терпится. Беги!
Странные чувства овладели Асией. Она и радовалась избавлению от опасного свидетеля, и в то же время ей было страшно от содеянного. Ведь она оказалась соучастницей преступления, подтолкнула Шахаба на этот шаг. Душа ее была неспокойна. Слова молитвы срывались с губ, но не давали успокоения. Она решила посетить Абу-Мулайла. Что скажет этот умудренный жизнью человек, как он рассудит?
Абу-Мулайл уже знал о случившемся, слуги толпились в его комнате, наперебой рассказывая о случившемся на берегу. Увидев вошедшую, они все вышли, кланяясь в пояс, прикладывая ладони к груди.
— Неужто Шахаб осмелился пойти на преступление? — спросил Абу-Мулайл, как только дверь закрылась.
— Не знаю, ага, но я ему вчера рассказала об аль-Музире. Может, он от страха потерял голову. Не вините его строго, господин мой, — ответила Асия, прикладываясь к руке старика.
— Асия, теперь я спокоен за тебя, — ответил Абу-Мулайл, но видно было, что ему это не доставляет радости. — Ты оказалась умнее, чем я ожидал. Ну что мне сказать тебе? Может быть, ты и правильно поступила, аллах тебе судья. Во всяком случае, так поступил бы любой, и тебя вполне можно понять и оправдать. К тому же мой приказчик не был человеком достойным.
Он замолчал, отдыхая от столь пространной речи, и Асия почувствовала в его словах некоторое осуждение. Ей стало не очень уютно в этой теплой комнате, пропитанной благовониями. Краска медленно охватила ее лицо, она это чувствовала, но не могла охладить себя доводами разума.
