— Какое заманчивое предложение. — Комендант была сама невозмутимость, даже сама любезность. — К сожалению, в данный момент я вынуждена тебе отказать.
— Чему обязан честью лицезреть тебя?
— Ах да. — Садики обвела рукой сгрудившихся за ее спиной и внезапно насторожившихся охранников, включая Смайта. — Полагаю, здесь у нас присутствуют некоторые из твоих сотрудников.
36
ЧТО СКАЗАЛА ЛИХОРАДКА
Эоган подтягивался на перекладине в своей камере, когда стены начали двигаться. Самая первая, паническая мысль: его выставили на поединок, значит смерть пришла за ним даже раньше, чем он боялся.
«Пожалуйста, нет! Я не готов! Не сейчас! Никогда!»
Когда трансформация завершилась и ничего не произошло, Эоган ощутил нахлынувший на него дикий восторг и сразу за ним чувство стыда, настолько жгучее, что он упал на пол, да так и лежал без движения, ненавидя себя за трусость. Что подумал бы отец о нем, решившем затаиться, молящем всех богов, чтобы не пришлось сражаться, ни сейчас, никогда-либо еще?
— Эоган.
При звуке этого сурового голоса он вскинул голову и огляделся: рядом стоял Джаганнат. Забрак держал в руках что-то вроде кипы белья. Лишь через секунду Эоган сообразил, что этот ворох — человек и что человек этот на самом деле его отец.
— Отец! — Горящий, обвиняющий взгляд юноши метнулся к забраку. — Что ты с ним сделал?
— Мальчик, я ничего с ним не делал, — ответил Джа-аннат. — Я нашел его в таком виде.
— Эоган... — Артаган Труакс уставился на сына неподвижным, мутным взором. Его кожа приобрела цвет старого флимсипласта, он был настолько бледен, что синий сосудистый узор четко проступал на щеках и переносице. Эоган увидел распухшую культю, когда-то бывшую йогой старика, ощутил жар, исходивший от отцовского лица, и гнойный запах инфицированных тканей и понял, что все это означает, еще до того, как забрак успел что-либо сказать.
— Он умирает.
— У него заражение крови, — кивнул Джаганнат. Опустив Артагана на койку, он продолжил: — Он не станет говорить со мной. Ты будешь задавать ему вопросы. Об Айреме Радике и «Бандо Гора».
Эоган покачал головой:
— Я не знаю, что это зна...
— Послушай меня, мальчик. Нет времени на объяснения. Я видел Айрема Радика. Мне нужно узнать все, что твой отец может рассказать об отношениях Радика с «Бандо Гора». Они собираются завладеть самым разрушительным оружием Радика, запрещенным ядерным устройством. Оно — моя цель.
— Но я никогда не слышал об этом «Бандо»...
— Это культ смерти. Твой отец сказал, что он сражался вместе с ними, что они пытались убить Айрема Радика, а он спас ему жизнь.
— Мой отец никогда не исповедовал никаких культов, — заявил Эоган. — Он не знает, что он...
— «Гора»! — завопил старик, его лицо исказилось, превратившись в маску ужаса. Вскинув руки, он принялся скрюченными пальцами царапать воздух. — Да здравствует череп под капюшоном! Сдирай кожу, пей кровь!
Эоган отшатнулся.
— Я никогда раньше не слышал, чтобы он так говорил!
— Мне нужно знать то, что знает он, — настаивал Джаганнат. — У меня срочное дело, касающееся связей между ними и Айремом Радиком. Если он может сказать тебе, как на них выйти...
— Heт! — Старик вдруг вскинулся всем телом, схватил сына за плечо и привлек к себе. Внезапная ясность озарила его лицо, зрачки сузились, взгляд впился в Эогана. — Айрем Радик никогда не будет вести дела с «Гора». Никогда!
— Спроси его, как добраться до «Гора», — приказал Эогану забрак. — Спроси, как можно связаться с ними. Пусть расскажет.
— Я... я сделаю, что смогу, — пробормотал Эоган. — Но скоро начнется поединок. А если мне придется сражаться?
Забрак пристально посмотрел на него:
— Ты умрешь.
Эоган открыл рот и снова закрыл. Похоже, на эти слова не существовало подходящего ответа — он и не стал отвечать.
— Все, что здесь есть, — заговорил забрак, — все, что ты видишь вокруг, — проверка. Не ошибись. Если у тебя недостаточно сил или способностей к выживанию, «Улей-7» тебя сломит. — Он сделал шаг к юноше. — В самой его сердцевине твоему отцу достало сил, чтобы выжить и защитить тебя, но у тебя не такое сердце. Ты никогда не станешь и вполовину таким, как он, — даже теперь, когда он в таком прискорбном состоянии. — Забрак резко кивнул на старика, стенающего и бормочущего что-то на койке. — А теперь принеси немного пользы и сделай так, чтобы он заговорил.
Эоган ничего не ответил. У него дрогнула челюсть.
— Отец, это я. Это Эоган. — Бросив взгляд вверх, на забрака, он аккуратно произнес: — Нам нужно знать об Айреме Радике.
Веки старика дрогнули и опустились. Все силы покинули его, рот приоткрылся, лицо обмякло. Один ужасный миг Эоган думал, что отец мертв. Потом он заметил, как вздымается и опадает грудь — слабое, затрудненное дыхание, и, словно дыхание, раздались сопровождаемые несколькими вздохами едва слышные слова.
— Что? — Джаганнат уставился на Эогана. — Что он сказал?
— Он сказал: «Зеро».
— Зеро? Что насчет него?
Эоган нахмурился.
— Говорит... — Юнец опустил взгляд на отца, затем снова взглянул на Джаганната, моргая в замешательстве. — Он отзывается на другое имя.
37
БЕСТИАРИЙ
Смайт начал потихоньку пятиться назад и обнаружил, что вжимается в стену. Он не заметил, когда именно его сердце бешено заколотилось, но сейчас оно уже готово было взорваться. Ручеек пота стекал по спине между лопатками, рубашка намокла и прилипла к коже, и он заставил себя тихонько, прерывисто вдохнуть.
«Не горячись. Никто не увидит того, чего ты не хочешь показывать». Надеясь затеряться среди стоявших рядом охранников, он понял, что деваться больше некуда. «Просто дыши».
— Таким образом, Джабба, — продолжала стоявшая впереди Садики, — до меня продолжают доходить слухи, что ты посылаешь своих агентов в мою тюрьму под видом надзирателей. Надеюсь, ты прояснишь это для меня. — Махнув рукой в сторону девяти присутствовавших в дежурке охранников, она добавила: — Ты знаком с кем-нибудь из этих людей?
Смайт затаил дыхание. Ни один из офицеров не шелохнулся. Прищуренные глазки хатта с голограммы вяло двигались туда-сюда, обводя комнату. Наконец он испустил медленный гортанный смех, насмешливое «хо-хо-хо», одновременно Смайт ощутил неприятное чувство, будто в животе у него лежит кусок льда. Ранее он слышал этот смех лишь однажды, но этого оказалось более чем достаточно.
— Ты тратишь мое время, комендант, — сказал Джабба на гортанном хаттском наречии, которое Смайт легко перевел на общегал. — Я не знаю никого из этих свиней.
