Которым стала Шахмана.
Кобрийцы списали девушку со счетов, решили – и правильно решили! – что удар Улле стал для Героини смертельным, но умирающая Егоза продолжает бой.
– Беги!
Егоза бьет изо всех сил, изо всех сил, что еще оставались. Могла бы сосредоточиться на ране, попытаться исцелить себя, но вместо этого бьет, и бьет крепко. Девять хвостов огненной лисы разрывают помещение. Пламя вспыхивает всюду: бегут по стенам языки, раскаляется решетка, визжит опаленный Вилли, но самое главное – кобрийцы. Из всех хвостов лисы летят в них огненные шары, разрывают плоть, причиняя невыносимую боль. Орут кобрийцы, окутанные пламенным торнадо, и у Карлоса появляется шанс.
– Беги!
Юноша дергает Мариду за руку, и они выскакивают из наполненной огнем комнаты. Мимо сползающего на пол Грома, мертвого прокурора и воющих кобрийцев.
– К пролому!
– Я знаю!
Карлос подхватывает валявшийся на полу меч, но драться не с кем: стражники разбежались, на улице пусто.
– Где лошади?
– Сюда… – доносится слабый голос из темного тупичка. На козлах брички ссутулился Бенефит. – Где остальные?
– Только мы.
Акакий хлещет лошадь, и бричка летит вверх по улице.
– Бомба! В сумке прайм-бомба… Снесешь ворота!
Карлос достает круглый шар, готовит его к бою и нехорошо улыбается. Марида закусывает губу.
– Как это произошло?
– Я…
Несчастный Статон хочет пролепетать какую-то чушь, но Лашар не слушает. Плевать Лашару на объяснения городского головы, тем более что объяснений никаких Статон дать не может.
– Как пленники вырвались? Почему мы здесь, а не там?!
Почему? Да потому что никто не ожидал, что гридийцам удастся выбраться из цитадели, и поэтому Лашар со Статоном находятся ближе к Имперским победам, на которой несколько минут назад закончилась драка, а не у Мозговитой, к которой направились беглецы. Ошиблись и не сумели перекрыть дорогу. Да и не сразу они сообразили, что происходит. Шум, цоканье копыт… Кто выскочил? Куда? Пока поняли, что птички ускользнули, пока ругались, пока пришпорили коней – беглецы уже скрылись.
Поздно.
И Маркус разражается ругательствами.
О том, что Акакий ранен, Карлос и Марида узнают, лишь вырвавшись из города. Ворота проскочили без труда: юноша метнул прайм-бомбу, превратив препятствие в груду обломков, стражники благоразумно остались в дежурке, и беглецы, сопровождаемые лишь проклятиями, покинули Фихтер. Какое-то время гнали по дороге, затем свернули в лес – в этот момент Карлос с горечью вспомнил бегство из Гридвальда, – и только тут Бенефит прошептал:
– Смените меня.
И едва не сваливается с козел.
– Он весь в крови, – угрюмо замечает Марида.
– Чистильщик приходил, – слабо улыбается Акакий. – Но не добил…
И закашливается. И беглецы понимают, что ученый умирает.
– Выкарабкаешься?
– Нет.
– Тебе нужен врач.
– Не поможет… – Снова кашель. – Езжайте… Не останавливайтесь… Иначе вам тоже понадобится врач…
Марида занимает место кучера и направляет бричку в глубь леса, а Карлос остается сзади, держа Бенефита на руках.
– Поганая у тебя рана.
– Знаю…
Только сейчас, после того, как он осторожно ощупал растерзанный бок ученого и оценил, сколько крови тот потерял, до Карлоса доходит, что Акакий должен был давным-давно умереть.
– Я думаю…
– Ты не думай, ты слушай… У нас общий враг, так что слушай… – Бенефит ухватывает юношу за ворот рубахи и притягивает к себе. – По этой дороге… К северо-востоку… Скоро скалы… Задранные Пальцы…
– На восток надо, – не оборачиваясь, цедит Марида. – Через лес. В лесу не найдут.
«Какая разница, на восток или на северо-восток? – обреченно думает Карлос, удивляясь оптимизму спутников. – Герои мертвы, кобрийцы на хвосте, и жить нам до встречи с ними».
– Каталисты сберег? – спрашивает Акакий.
– Толку-то от них? – грустно улыбается юноша.
– Поможешь мне – помогу тебе… общий враг… В Пальцах лаборатория тайная… Никому о ней не говорил… – из последних сил хрипит ученый. – Маска в сумке – ключ… Въедешь в Пальцы – достань, она приведет…
– Какая еще лаборатория? О чем ты?
– Там есть все…
– Чтобы отсидеться?
– Там есть все… – На губах Бенефита пузырится кровь. – Увидишь… Сам… – Последнее движение: умирающий указывает на свой медальон, на висящую на груди латунную шестеренку и шепчет: – Индуктор… Ты умный, ты поймешь…
И Карлос понимает. Смотрит на шестеренку и понимает. Все понимает.
Информации мало, ее почти нет, не на чем строить выводы, но несколько обрывистых фраз позволяют Карлосу догадаться, что происходит.
И он все понимает.
И осторожно закрывает глаза знаменитому ученому, первому профессору Доктского Университета, почетному президенту Имперского Ученого Совета, человеку, которого даже враги называли гением – великому Безвариату Сотрапезнику.
Часть III
Три вершины
Высокие, однообразно серые, гладкие, словно отесанные, без выступов и площадок, но главное, неимоверно высокие, уходящие едва ли не к самым облакам – таковы были Задранные Пальцы, загадочные скалы, торчащие неподалеку от Фихтера. Разные у основания: некоторые – лишь три-четыре метра в диаметре, некоторые – массивные, как могучие замковые башни, они напоминали причудливый серый лес, устремленный ввысь, но лишенный какой бы то ни было жизни. Лес каменных стволов, пугающий угрюмой, неестественной неподвижностью.
– Не надо было сюда ехать, – процедила Марида, мрачно разглядывая скалы, мимо которых медленно катилась кибитка.
– Повсюду кобрийцы, – отозвался Карлос. – Патрули, пограничники, посты на дорогах…
– Здесь нас тоже будут искать. Как только поймут, что в лесу нас нет, придут сюда.
– Но не сразу.
– Но придут.
– Не сразу.
Девушка удивленно посмотрела на широко улыбающегося Карлоса, помолчала, хмуря брови, а потом вдруг рассмеялась:
– Прекрати.
И легонько шлепнула юношу ладонью по плечу.
– Я должен был тебя развеселить.
– Зачем?
Молодой лорд чуть наклонил голову, прищурился и, глядя прямо в черные глаза адорнийки, негромко ответил:
– Чтобы увидеть твою улыбку. Не люблю, когда красивые женщины хмурятся.
