– Я здесь, пани доктор.
– Где моя кошка?
– Кошка? – удивилась лаборантка.
– Кошка, – повторила Иза. – Та полосатая. Та, с которой я последнее время работала. Что с ней случилось?
– Как это? Ведь вы же сами…
– Что я?
– Вы мне велели ее принести… А, тут стоит клетка. Потом вы велели мне принести молока. Я и принесла, вы эту кошку накормили…
– Я?
– Да, пани доктор, вы. А потом вы отворили окно. Не помните? Кошка вскочила на подоконник. Я даже сказала тогда, что она у вас убежит. И кошка убежала. А вы…
– Что я? – Иза слышала музыку. Она потерла ладонью лицо.
– Вы засмеялись…
Я должна, подумала Иза, должна идти к Эле Грубер.
Почему? Зачем?
Я должна идти к Эле Грубер.
Почему?
Эля Грубер зовет меня.
Деббе
Деббе бежала, то быстро-быстро перебирая лапками, то вытягиваясь в плавном прыжке. Она знала, куда бежать. Далекая музыка, отдаленный зов тихой мелодии безошибочно указывали ей путь.
Она добежала до края кустов, за которыми поверхностью отравленной реки блестел асфальт. По нему, грохоча и шипя как дракон, проехал, трясясь, большой неповоротливый автобус.
Я должна с ней проститься, подумала Деббе. Пока не ушла, я должна еще с ней проститься. И остеречь. Последний раз. Интересно, где может быть Бремен?
Она отскочила.
Приближающийся автомобиль ослепил ее фарами. На мгновение она заметила красные толстые губы человека, прибавляющего газу и резко выворачивающего руль. Автомобиль дернулся в ее сторону, она почувствовала, как машину сотрясает бешенством, решимостью, жаждой убийства. Увернулась в последнюю минуту, и ветер пригладил ей шерстку.
Она побежала вдоль живой изгороди, маленькая, полосатая тень.
Locus terribilis
[83]
Кошки были повсюду вокруг – неподвижные, с поднятыми головами, смотрели, прислушивались. Поворачивали головы за проходящей Деббе, приветствовали ее мяуканьем, почтительным прищуром глаз. Ни одна не шелохнулась, не подошла. Знак паука-преследователя на челе кошки пылал во мраке ведьмовским светом.
Она чувствовала, что это место – странное, небезопасное. Улавливала подушечками лап пульсацию земли, слышала нереальные шепчущие голоса. Минуту спустя, за завесой сквозь задрожавшую мглу, увидела… огонь и кресты, перевернутые, воткнутые…
Деббе замурлыкала в такт мелодии. Образы исчезли.
Вдалеке заметила что-то черное – остатки печки, врытой в землю, словно обугленный остов танка на поле битвы. Около печки, темные на фоне неба, три небольших силуэта. Подошла ближе.
Черный пес с кривой, согнутой лапой.
Серая крыса с длинной усатой мордочкой.
Маленький рыжеватый хомяк.
Музыканты.
Желтая комната
– …убежал разбойник, что было сил в ногах, – монотонно читала бабушка, – и рассказал атаману. То, что мы жилище свое потеряли, это еще не самое страшное, сказал. В доме сидит страшная ведьма, которая набросилась на меня и расцарапала мне лицо когтями. За дверью затаился человек, вооруженный ножом. Во дворе устроило себе логово черное чудище, оно меня ударило палкой. А на кровле сидел судья и кричал: «Давайте его сюда, мерзавца!»
Мальчик засмеялся серебряным голоском. Венердина, лежавшая на кровати, свернулась в клубок, дернула ухом.
– И что дальше? Читай, бабушка!
– И это конец сказки. Разбойники убежали и никогда больше не возвращались, а пес, кот, осел и петух остались в лесной избушке и жили долго и счастливо.
– И не пошли туда… ну, туда, куда собирались?
– В Бремен? Нет. Видно, нет. Остались в избушке и там себе жили.
– А-а-а… – Мальчик задумался, грызя палец. – Жаль. Ведь они правда должны были туда пойти. Это пес придумал, когда его выгнали, потому что уже старый был. Очень это плохо. Я никогда не позволю выгнать нашу Мурку, хоть бы и будет ужасно старенькая.
Венердина подняла головку и глянула на малыша желтым, загадочным взглядом.
– Спи, Мариуш. Поздно уже.
– Да, – проговорил сонный мальчонка. – Даже когда будет совсем старая. У нас и так нет мышей. А они должны были уйти в этот Бремен. Они все были… Не забирай Мурку, бабушка. Пускай спит со мной.
– Нельзя спать с кошкой…
– А мне хочется.
Эля Грубер
Иза потрясла головой, пробуждаясь, провела рукой по простыне. За окном было темно. Она сидела на кровати, и прикосновение поразило ее чуждостью, грубой однозначной уверенностью, что…
Не должна быть здесь.
– Ты слышишь меня? – сказала девочка, лежащая на кровати.
Иза кивнула, подтверждая то, что было невозможно. Глаза у девочки были пустые, стеклянные, по ее подбородку змейкой стекала сверкающая струйка слюны.
– Слышишь? – повторила девочка, слегка шепелявя, неловко шевеля перекошенными губами, слипшимися от беловатого налета.
– Да, – сказала Иза.
– Это хорошо. Я хотела с тобой попрощаться.
– Да, – прошептала Иза. – Но это ведь…
– Невозможно? Это ты хотела сказать? Не страшно. Не повезло нам, сильно нам не повезло, светловолосая. Я хочу с тобой попрощаться. Может, тебя это удивит, но… полюбила я прикосновение твоей ладони. Выслушай меня внимательно. Если сегодня ночью раздастся вееал, Завеса лопнет. Не знаю, удастся ли нам удержать… тех. Потому ты должна бежать отсюда. Что ты должна сделать? Повтори.
– Не знаю, – простонала Иза.
– Бежать должна! – выкрикнула Эля Грубер, мотая головой по подушке. – Бежать как можно дальше от Завесы! Не старайся ничего понять – верь тому, что видишь! Кажется тебе, что бредишь, что это сон, кошмар, а это будет реальность! Понимаешь?
– Нет… Не понимаю. Я… сошла с ума, да?
Девочка молчала, всматриваясь в потолок маленькими, как булавочные головки, зрачками.
– Да, – сказала она. – Все сошли с ума и уже давно. Еще одно безумие, маленькое зернышко на вершине огромной горы безумий. Этот последний вееал, которого не должно быть. Кто знает, может, это случится сегодня? Ты слушаешь меня?
– Слушаю, – сказала Иза совершенно спокойно. – Но я – психиатр. Я абсолютно точно знаю, что ты не можешь со мной говорить. Ты находишься в больнице, в состоянии комы. Это не ты. Голос, который я слышу, имитирует мой больной мозг. Это галлюцинация.
– Галлюцинация, – повторила девочка, усмехаясь.
