Его плечи были напряжены, крылья расправлены, когти передних лап цепко держались за край скалы. Глаза расширялись.
Когда взошло солнце, красное и будто желейное, сильный порыв ветра сбил змеёныша с ног, отбросил назад и покатил по плоской вершине каменной скалы. Он кувыркался, словно ком из крыльев, когтей и беспомощно барахтающегося в воздухе хвоста, пока новый порыв ветра не подбросил его вверх.
Ветер подхватил его растопыренные крылья, и змеёныш взмыл в воздух, прочертив линию между серым камнем и голубым небом. Когда ветер немного стих, он уже сам замахал крыльями – вниз-вверх, вниз-вверх, держа их ровно и балансируя в вихревых потоках, которые он улавливал своей усатой мордой.
Змеёныш нырнул вниз, опустив шею и выруливая хвостом. Он скользил над вершинами низких гор, затем снова взмыл вверх, сложив крылья, как пущенная стрела, чтобы через мгновение вновь замедлиться, позволив ветру подхватить его расправленные крылья. Он то переворачивался набок и крутился в воздухе, то скользил ровно, то вращался, а потом взлетел высоко в небо и описал круг над крапчатой скалой.
Когда его длинная тень наползла на вершину скалы, он, мощно взмахивая крыльями, устремился вниз и выпустил перед собой струю белого пламени.
Глава двадцать пятая
Илай за весь день не проронил ни слова.
После долгих часов тяжёлого подъёма они наконец добрались до высокого гребня, который пролегал вдоль вереницы зубчатых горных пиков в северной стороне. Поднявшись на вершину, Илай закинул руку за спину и достал свой посох, привязанный ремнями к мешку. Мика сделал то же самое. Две палки ритмично застучали, опускаясь и поднимаясь то в унисон, то вразнобой.
Взору путников открылся унылый пейзаж. По обе стороны простирались скалы и вершины, тёмные от влаги, размытые из-за пелены дождя. Илай опустил голову и, казалось, не смотрел по сторонам, а вот Мика внимательно изучал неясные очертания скал. Все они выглядели совершенно одинаково, и ни одна не обладала хоть какой-то характерной чертой, которая позволила бы ему запомнить её как ориентир или хотя бы отличить от остальных.
– Двенадцать, – объявил он через некоторое время.
Илай остановился и обернулся.
– Что «двенадцать»?
– Их, скал, двенадцать, – ответил Мика, указывая пальцем. – Мы прошли двенадцать скал, восемь к востоку от нас и четыре к западу. До того, как повернули…
Илай с улыбкой кивнул.
– Ты набираешься ума, – сказал он, отвернулся и зашагал дальше.
Мика последовал за ним, довольный этой скромной похвалой, как дворняга, которую наградили костью.
Они двигались на запад вниз по ущелью, поросшему низким колючим кустарником; пробираясь сквозь тернистые ветви, они расцарапали себе все голени. Илай остановился, пошарил в зарослях перед собой посохом, а затем продолжил путь. Вскоре он снова остановился. Когда он в третий раз принялся изучать кусты, Мика не выдержал.
– Что вы ищете? – спросил он.
Илай ответил, не оборачиваясь, и Мике пришлось напрягать слух, чтобы разобрать его слова сквозь шум дождя и шелест ветвей на ветру.
– Мы не первые, кто прошёл этим путём, – сказал он, ощупывая своим посохом заросли. – Здесь был ловец…
Раздался резкий треск ломающихся ветвей, и посох Илая подпрыгнул у него в руке. Илай приподнял его и показал Мике конец посоха. На него намоталась петля из смазанной маслом проволоки.
– Ловушка-удавка, – пояснил Илай. – Чем сильнее змей вырывается, тем туже затягивается петля.
Илай с силой потянул и оторвал проволоку, примотанную к основанию куста. Скалолаз отбросил ее в сторону.
К тому времени, как они добрались до конца поросшего кустами ущелья, Илай оборвал ещё с полдюжины ловушек. Тропа снова начала подниматься в гору. Мика собирался с силами перед очередным тяжёлым подъёмом, как вдруг до него донёсся тихий звук. Он остановился и прислушался.
Снова этот звук. Слабое жалобное поскуливание…
– Илай! – крикнул Мика. – Илай, сюда!
Змей с растопыренными лапами неподвижно лежал на животе, подбородком в грязи. Размером он был с вьючного мула, бледно-синего цвета, с оранжевым гребнем от головы до кончика хвоста, с бархатисто-чёрными крыльями, обмякшими и подёргивающимися. Одна из его задних лап угодила в ловушку. Проволока распорола кожу и глубоко врезалась в кость. Глаза змея были затуманены. Язык вывалился…
Илай остановился рядом с ним.
– Судя по его виду, он уже не первый день в ловушке, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Видишь вон те раны? – он кивнул в сторону пойманной лапы. – Он так страдал, что даже попытался отгрызть себе лапу, – Илай присел на корточки. – Я не одобряю охоту на змеев. В этом змеероды правы. Извлечь выгоду можно и когда змей умирает естественной смертью (а для такого причин немало). Вовсе необязательно подвергать живое существо таким страданиям.
Густой жёлтый гной сочился из ран, пока Илай освобождал лапу. Змей даже не шелохнулся.
Мика наблюдал, как скалолаз медленно гладил змея по шее, прежде чем приложить ухо к его груди. Затем он выпрямился.
– Для этого бедолаги мы можем сделать только одно доброе дело.
Он крепко сжал голову змея обеими руками, поставил одну ногу ему на спину и резким рывком потянул голову вверх, свернув ему шею. Раздался приглушенный треск, и когда Илай отпустил голову, она безвольно рухнула на землю. Змей был мёртв.
Мика сглотнул.
– Мы будем потрошить и разделывать его? – спросил он. – Проявим к нему уважение и воспользуемся всем, что он может дать?
Илай улыбнулся, услышав знакомые слова.
– На сей раз нет, парень, – сказал он. – Избавить бедное существо от мучений – это одно. А вот воровать из ловушки – это совсем другое, – он передёрнул плечами под тяжестью мешка. – Нет, как бы это меня ни раздражало, мы должны оставить добычу змеелову, который поставил ловушку. Если, конечно, змеи-падальщики не подоспеют раньше него, на что я искренне надеюсь.
Они снова отправились в путь. Перевалили через несколько бесплодных холмов, и перед самым наступлением ночи оказались у крутого склона. Он напоминал груду лепёшек, наваленных друг на друга; между слоями желтовато-коричневого камня зияли тонкие тенистые щели. Мика приуныл. Это слишком тяжёлое восхождение для начала нового дня. Он был вконец измотан, ноги ныли от мозолей, и крутой подъём выглядел практически непреодолимым. Однако когда Илай начал карабкаться по скале, Мика молча последовал за ним.
На высоте около четырёх метров Илай шагнул в неглубокую расщелину. Выглядела она не очень-то многообещающе. Она не могла защитить от проливного дождя и была такая тесная и низкая, что Мике пришлось согнуться в три погибели, чтобы пролезть в неё. Илай сидел впереди него на корточках, ухватившись за плиту, которая была втиснута в каменную стену ущелья.
