Карикатура о закрытии «Березок». Крокодил. 1989. № 30. С. 5. Автор О. Эстис
Итак, публичный разговор о «Березках» состоялся только в конце 1980-х годов, и велся он на идеологическом языке. Обе спорящие стороны были согласны, что «Березки» плодят спекуляцию, и расходились лишь в вопросе о том, является доступ загранработников к магазинам незаслуженной привилегией или наградой за страдания ради страны. Одни обвиняли в безнравственности только часть посетителей «Березок» — незаконных покупателей, купивших чеки с рук, другие — всех: и незаконных покупателей, и загранработников как обладателей привилегий. О том, что вот уже не протяжении многих лет благодаря спекуляции «Березка» была важным источником получения дефицитных импортных товаров для многих советских граждан, в дискуссии так никто и не упомянул.
* * *
Отношение к магазинам «Березка» в советском обществе было двойственным. С идеологической точки зрения они осуждались как магазины для привилегированных, как доказательство формализованного неравенства, противоречащего провозглашаемым марксистским принципам. Те представители интеллигенции, которые были допущены к этим магазинам, часто испытывали по этому поводу смущение, не желая ассоциироваться с системой привилегий.
С практической же точки зрения магазины «Внешпосылторга» представляли собой оазис потребления, средоточие самых желанных благ, привлекавшее многих советских граждан. По мере роста доходов населения, все большего интереса к западной моде товары из «Березки» становились необходимым атрибутом жизни, а сами магазины все больше ценились горожанами.
В эпоху «гласности» дискуссия о чековых магазинах стала публичной. В ее центре оказались ключевые проблемы соотношения экономики и идеологии. Обсуждая легитимность существования «Березок», общество решало вопросы о допустимости социальной дифференциации, о принципах этой дифференциации, об отношении к потребительству и спекуляции. Разговор об экономических сюжетах разворачивался именно в моральной плоскости и отсылал к социалистическим принципам, сформулированным еще в 1920-е годы.
Заключение
В конце 1950-х — начале 1960-х годов власти СССР стали уделять больше внимания материальным потребностям человека. Это выражалось в массовом строительстве жилья, производстве легковых автомобилей и бытовой техники, развитии легкой промышленности и моды. Происходило зарождение своего рода общества потребления, в чем-то схожего с западным. Однако помимо идеологических отличий СССР от Запада были и материальные: важнейшей характеристикой повседневной жизни общества был дефицит товаров и услуг. Потребление в условиях дефицита, с одной стороны, и сложного идеологического отношения к нему — с другой, рождало свои особенности.
Появившийся в этот период в СССР институт государственной торговли дефицитными товарами за иностранную валюту и ее заменители с советскими и иностранными гражданами был явлением во многом парадоксальным. «Березки» возникли как магазины для узкого круга — прежде всего советских загранработников — в рамках решения задачи привлечения валюты в государственную казну, однако постепенно, на протяжении 1960–1980-х годов, превратились в важное явление советской повседневной культуры. На основе анализа эволюции этих магазинов можно, как представляется, проследить важные изменения, произошедшие за этот период в советском обществе.
Одно такое изменение касалось социальной стратификации в позднем СССР. Долгое время главной привилегированной группой в Советском Союзе были партийные и государственные чиновники. Возможность приобрести дефицитные товары за валюту отчасти тоже была прерогативой людей, приближенных к власти. Валюту для похода в «Березку» можно было получить, работая за границей, а в загранкомандировки был строгий идеологический отбор. Однако помимо номенклатурных начальников доступ к «Березкам» получали и их прямые антиподы — люди, имевшие независимые от власти «связи с заграницей». И хотя КГБ активно пытался не допустить в магазины нелояльных граждан, многие из них сохраняли эту привилегию до самого конца. Таким образом, зависимость советской экономики рассматриваемого периода от иностранной валюты изменяла иерархию снабжения, делала граждан привилегированными по некоторому новому признаку. В результате люди попадали в круг избранных не по принципу лояльности, а по принципу финансовой привлекательности для государства — «привилегированными» оказывались и советские рабочие, оказывавшие техническую помощь в странах Азии и Африки в счет валютного кредита, и писатели, которых активно переводили на иностранные языки, и советские диссиденты, получавшие помощь из-за рубежа.
Похожие изменения, происходившие в стратификации советского общества в 1970-е годы, описывает историк В. Живов в своей статье об эволюции феномена советской интеллигенции. Он говорит о том, что если с 1920–1930-х годов «власть распределяла дефицит соразмерно статусу получателя», то «в новом риторическом пространстве семидесятых годов дефицит теряет прямую зависимость от власти»
[701]. Живов говорит, что интеллигенция подчас оказывалась в более привилегированном положении, чем номенклатура, приводя, в частности, в пример и возможность покупок в «Березке»: «Новая песня Окуджавы вполне концептуализировалась как дефицит, но распространение этого продукта шло не только по партийной иерархии, но и совсем помимо нее — от знакомых поэта к знакомым знакомых. ‹…› Молодой партийный чиновник, опасливо оглядываясь, покупал “Лолиту” или японский коротковолновый приемник во время своей нью-йоркской командировки, художник-нонконформист в командировки не ездил, но получал “Лолиту” и приемник от своего закордонного почитателя-покупателя. “Березка” становилась местом встречи начинающего бюрократа и опального писателя, получившего гонорар в лондонском издательстве»
[702].
Еще одна составляющая изменения и усложнения социальной иерархии в позднем СССР — рост численности и значимости в обществе группы «подпольных миллионеров». По мере разрастания «второй экономики», все большего распространения коррупции и блата на фоне все меньшего преследования нелегальных практик со стороны государства многим людям удавалось накопить с помощью нелегальной активности крупные состояния. Благодаря возникновению черного рынка заменителей валюты эти люди имели возможность приобретать чеки за рубли и отовариваться в чековых магазинах, обращая свои накопления в дефицитные товары. Даже в советской прессе конца 1970-х — начала 1980-х «Березки» предстают именно как магазины для незаконно разбогатевших граждан.
О рождении нового класса в СССР в этот период как о важном индикаторе происходивших в обществе изменений и о покупках в «Березке» как необходимой характеристике этого класса говорит и социолог Б. Дубин. По его мнению, можно говорить о появлении к концу 1970-х — началу 1980-х «новых героев дефицитарной эпохи, виртуозов блата — людей “с возможностями”, но не принадлежащих к официальной власти и номенклатуре — владельцев престижных марок импортной мебели, бытовой техники, приобретающих товары в “Березке”»
[703].
