— Значит, не нравится.
— Почему же, нравится, — как-то само по себе вырывается.
Максим оживляется, снова смотрит на меня, а в глазах появляется блеск.
— И ты от нас не уйдешь? — смотрит серьезно, а я, наконец-то, решаюсь задать вопрос, который меня давно мучает:
— Почему ты не любишь своего брата?
Ведь это ненормально, что ребенок уделяет больше внимания постороннему человеку, то есть мне, желая и требуя моего присутствия в доме. Пусть угрозами ли шантажом, но это все равно неправильно.
Взгляд мальчика снова потухает, глаза опускаются в стол, а сам он молчит. Даже не пытаюсь на него давить, потому что понимаю — в данной ситуации он только замкнется в себе еще больше. Не знаю, сколько проходит времени, но не тороплю его. Пусть подумает. Макс снова поднимает глаза, глядя на меня, и произносит:
— Это он меня не любит, — как-то уж очень печально у него это получается. — Я с самого детства был счастлив и гордился, что у меня есть старший брат. Во дворе и в школе рассказывал всем о том, какой Пашка крутой. Каждый раз ждал, когда он к нам приедет. Очень редко, но для меня это был праздник. Я столько хотел ему рассказать, поделиться, совета спросить, но Пашка меня всегда игнорировал. Раньше, когда родители отправляли меня сюда, а сами уезжали за границу, он меня к своей бабуле сплавлял. Мне у нее нравилось, вот она меня по-настоящему любила, никогда не сдавала. А сейчас…
Он замолкает, сопит, и я понимаю, что проблема не в нем, а его старшем, балбесе, брате, чтоб его черти слопали. Как можно не любить Макса? Она такой искренний, наивный, как для своих четырнадцати лет, и очень добрый. Ну, Балабанов, теперь я тебе точно устрою райскую жизнь.
— Я думаю, ты преувеличиваешь, — все-таки глажу мальчика по голове, а он больше не сопротивляется. — Давай договоримся, ты больше Пашке не хамишь, ведешь себя хорошо, а я тебе дам денег на кино. Девочка хоть красивая? — подмигиваю, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
— Очень, — произносит Макс и тоже улыбается.
Не стоит дальше затрагивать эту тему, поэтому мы идем ужинать, обсуждая какую-то неизвестную мне Леру, которая очень нравится Максу. Чтобы хоть как-то поднять ему настроение, выдаю карманные деньги, благо сегодня получила аванс, чтобы хватило на кино, попкорн и колу. Он радуется как ребенок, обещая, что до конца недели не получит ни одной тройки.
Ложимся спать, когда стрелки часов уже приближаются к одиннадцати. Пашки до сих пор нет, и он так ни разу мне не позвонил. Ладно, мальчик большой, сам разберется. Я ему не нянька, чтобы наяривать каждый полчаса, интересуясь, когда “мое чадо” вернется домой.
По-моему, мне снится море, пальмы и жаркое солнце. Неосуществимая мечта, по-крайней мере, на ближайшие пару лет так уж точно. Я пью холодный коктейль и наблюдаю за легким движением волн. Тихо, спокойно, лишь птицы кричат где-то в небе, и тут внезапно раздается какой-то грохот. Интересно, что это такое?
Просыпаюсь от того, что из зала слышится очередное падение какого-то предмета, вызывающего довольно громкий шум, а также чертыханье, судя по голосу, Балабанова.
Тру глаза, зеваю, после чего вылезаю из-под одеяла, надеваю кофту сверху на пижамную маечку и выхожу в зал.
Балабанов сидит на высоком стуле возле барной стойки спиной ко мне. Перед ним стоит бутылка с какой-то алкогольной хренью, а сам он пьет из стакана прозрачную жидкость. Ставит пустую тару на стойку и опускает голову вниз.
— И что ты тут делаешь? — подхожу тихо, останавливаясь рядом.
Парень даже не поднимает головы и никак не реагирует на мое появление.
— Разбудил? — наконец-то произносит.
— Как видишь, — сажусь на соседний стул.
— Извини, — поднимает голову и затуманенным взглядом смотрит мне в глаза.
Кривая ухмылка, взъерошенные волосы, рубашка расстегнута на три пуговицы, а галстук валяется на полу — и это в час ночи мне приходится наблюдать. Господи, за что мне такое наказание?
— Надеюсь, я не нарушу твоего личного пространства, если поинтересуюсь, почему ты находишься в состоянии алкогольного опьянения в столь позднее время? — выдаю на одном дыхании, кивая на полупустую бутылку виски, а Пашка усмехается.
— Иными словами, почему я нажрался, как скотина?
— Иными словами — да, — кривлюсь в ответ. — Ты не мог бы пьянствовать где-нибудь в другом месте и дать нам с Максом возможность поспать?
— Конечно, — делает обиженное лицо. — Макс тебе важнее, чем я, — наливает себе очередную порцию виски. — Будешь? — поднимает бутылку немного вверх.
— Не буду, — выпаливаю довольно громко, правда вспоминаю, что в соседней комнате спит мальчик и понижаю тон: — Ты еще меня приревнуй к своему брату. Детский сад какой-то, честно слово.
Встаю со стула, делая шаг в сторону, но Пашка хватает меня за руку, заставляя остановиться.
— Дарина, побудь со мной.
Глаза у парня хоть и мутные, но слишком печальные. Он смотрит на меня с какой-то непонятной надеждой, и мой материнский инстинкт или какое-то другое чувство, будь они все не ладны, берут верх — медленно возвращаюсь на прежнее место, усаживаясь на стул и плотнее запахивая кофточку.
— Только не долго, — произношу тихо. — У меня завтра заседание, и хотелось бы выспаться, — Паша кивает, после чего делает очередной глоток из стакана. — И при условии, — добавляю, — если ты прекратишь глушить вискарь. Кофе сделать?
Он утвердительно кивает, не поворачивая головы в мою сторону, и отодвигает стакан подальше от себя.
Встаю, обхожу барную стойку, забираю оттуда бутылку и пустой стакан — последний ставлю в раковину, а вот виски отправляю назад в шкафчик, где, как я выяснила раньше, стоят бутылки с различными алкогольными напитками.
Завариваю кофе — Пашке покрепче, себе послабее. Врут, что от кофеина трудно заснуть. Лично на меня это не действует, когда бы я не выпила этот напиток. Куда сильнее на мою нервную систему влияет присутствие Балабанова.
— Спасибо, — произносит парень, когда ставлю перед ним чашку.
Сама же остаюсь на месте, усаживаясь на стул. Нас разделяет браная стойка — лучше так, чем нервничать от его близости, сидя рядом.
— Ты мне так и не сказал, в чем причина твоего сегодняшнего пьянства, — делаю глоток горячего кофе.
— Навалилось как-то все сразу, — Пашка вздыхает, проводит рукой по волосам, а затем по лицу.
Так и хочется повторить за ним его же движения, но сдерживаю свой порыв. Да что со мной такое происходит? Почему мне постоянно хочется дотрагиваться до Балабанова? Это точно гормоны или еще какая-то непонятная химия. Надо поскорее избавляться от этого наваждения.
— Может, расскажешь? — аккуратно спрашиваю, заглядывая прямо в глаза парню.
— С отцом сегодня виделся, — Паша поднимает на меня затуманенный взгляд. — Лучше бы он не приезжал вовсе.
