— Предлагаете сдаться? — пристально смотрю на прокурора, понимая, что он прав во всем.
— Предлагаю не пороть горячку и подумать, как правильно поступить в данной ситуации. Строгий выговор я тебе, конечно же, влеплю, тут по-другому не получится. Не такая уж это большая трагедия, вон, некоторые строгачи через день получают и работают себе спокойно дальше. И пальчиком погрожу, чтобы больше так не делала. Я выбил для тебя неделю, — замолкает, все так же продолжая меня сканировать. — Это максимум пока, что я могу сделать. У тебя есть время хорошенько подумать, как держать оборону. Побеседовать с областниками придется в любом случае, так что взвешивай каждое слово.
— А если рапорт по собственному?
— Успеется, — машет мужчина рукой. — Не думаю, что даже в этом случае не отыграются. А так ты пока под моей защитой. Всё, иди. Главное, глупостей не наделай, Громова.
Медленно встаю и выхожу из кабинета шефа. Как же я умудрилась попасть в подобную ситуацию? Ведь была уверена, что после передачи дела меня никто трогать не будет. И тут, что называется, прилетело, откуда не ждали.
Направляюсь в кабинет к Юрке и без стука открываю дверь.
— Какие люди, — Сазонов откидывается на спинку, расплываясь в улыбке, но при виде моего грозного взгляда, сам становится серьезным. — Что случилось?
— Коньяк есть? — Юрка продолжает на меня пристально смотреть. — Знаю, что есть. Дай выпить.
— Нифига себе, — мужчина встает и подходит к тумбочке.
Открывает дверцу и достает оттуда начатую бутылку коньяка. Пока ищет стаканы, я откручиваю пробку и прямо с горла делаю два глотка.
— Трындец полный, — кривлюсь, так как янтарная жидкость обжигает горло, но мне сейчас все равно. — Задолбали все.
— Рассказывай, давай, — убирает стаканы назад и садится в кресло. — Желательно с подробностями.
— Областники мне хотят впаять двести девяностую и двести восемьдесят шестую, — снова делаю глоток прямо из бутылки и морщусь.
— Филатов, падла, стуканул, — Сазонов тарабанит пальцами по столешнице. — Ну, упырь, я тебе устрою райскую жизнь. Ты как? — смотрит, как я снова хлещу коньяк из горла. — Надеюсь, сама не будешь пытаться разрулить?
— Самой не получится в любом случае, — делаю паузу. — Там один очень серьезный дядя из столицы за Балабанова просил и помощь свою предлагал, если понадобится. Придется ему позвонить. Знаешь, как я это не люблю.
— А Паша что? — но при виде того, как я снова прикладываюсь к бутылке и морщусь, продолжает довольно строго: — Может, стоит у него сначала помощи попросить?
— Просить не буду, — тяжело вздыхаю. — Но расскажу. Если сам предложит, отказываться не стану. Ладно, это я сегодня расклеилась, завтра буду как огурчик. Ты тут поаккуратнее, а то еще раскопают нашу нежную дружбу, и тебе за компанию прилетит. Я возьму, — поднимаю бутылку на уровень груди, но Сазонов только машет рукой в ответ.
Выхожу из кабинета и направляюсь к себе. Плюхаюсь на стул, снимаю форменный пиджак, отшвыривая его в сторону, и делаю очередной глоток коньяка. Насточертело мне все, может и правда, уволиться нахрен из этой долбанной прокуратуры? Что они мне сделают в этом случае? Максимум — условка, да и хрен с ней. Переживу уж как-нибудь.
Устала очень, еще и этот геморрой свалился на мою голову. Работать сейчас не хочу, да и не могу, если честно. Нет ни сил, ни желания трудиться на благо родины. Да и кому нужны мои жертвы? Пашешь на них, как проклятая, а в ответ каждая шавка норовится тебя укусить, да побольнее.
Беру в руки телефон, снова выпивая глоток алкоголя, и впервые в жизни, после того, как переехала к нему на квартиру, звоню Паше сама.
— Привет, — голос парня звучит мягко и нежно. — Вот уж не ожидал. Сегодня мне везет, — и усмехается негромко.
— Привет, — стараюсь отвечать спокойно, но видимо у меня это плохо получается, потому что следом прилетает:
— Что-то случилось?
— Можешь меня сейчас забрать с работы? — игнорирую его вопрос.
— Дарин, у тебя все в порядке? — не унимается Балабанов.
— Давай дома поговорим, — тяжело вздыхаю. Не стоит по телефону обсуждать мои проблемы. — Приедешь?
— Через пятнадцать минут буду возле центрального входа.
— Я спущусь, — нажимаю на сброс и делаю очередной глоток, чувствуя, что алкоголь дает о себе знать.
Одеваюсь, закрываю кабинет и двигаю к выходу. В одной руке держу бутылку коньяка, чего раньше за мной замечено не было, поэтому сотрудники, которые встречаются в коридоре, с удивлением провожают меня взглядом. Слава Богу, хоть в душу не лезут со своими банальными вопросами и дурацкими советами. А косые взгляды уж как-нибудь переживу, мне не привыкать.
На улице морозно, но холода не чувствую даже в распахнутой дубленке. Где-то в сумке, помнится, валяется пачка сигарет. А что, до кучи сойдет. Как говорится, гулять, так гулять, чего напрягаться. Но после первой же затяжки понимаю, что сглупила — голова начинает кружиться и от алкоголя, и от длительного отсутствия никотина в организме. Но я упорно продолжаю курить, чтобы уж наверняка на время забыть о своих проблемах. Выкидываю половину сигареты, так как вижу автомобиль Пашки. Приехал раньше, какой молодец. Видимо, сильно испугался за меня, раз даже пятнадцати минут не прошло, а он уже здесь.
Он тормозит рядом со мной, и я открываю дверь, залезаю в теплый салон, после чего откидываюсь на спинку кресла, делая глоток коньяка с горла.
— Нифига себе, — Паша усмехается, глядя, как я морщусь, отворачивается и плавно трогается с места.
— Уже сегодня слышала эту фразу, — закрываю глаза, пытаясь расслабиться.
— Если девушка хлещет коньяк прямо из бутылки, лучше ее не трогать, — продолжает Балабанов в игривом тоне. — Даже спрашивать не буду, всё ли у тебя в порядке. Вижу, что не в порядке. Надеюсь, со мной поделишься?
— Дома, — даже сил нет разговаривать.
Паша понимает меня с полуслова, поэтому до самой квартиры молчит. Правда, помогает мне выйти из автомобиля, когда останавливается на стоянке возле подъезда. Смеется над моей координацией, которая где-то потерялась на время, но все равно не отпускает. Беру его под руку, так как чувствую — еще немного, и свалюсь прямо в сугроб. А Балабанов крепко сжимает мою ладонь в своей, и даже хватает за талию, чтобы поддержать, когда я поскальзываюсь.
В квартире темно и пусто, как будто никто здесь не живет — это моя апатия дает о себе знать. Уже в элементарных вещах вижу только негатив. Включаю свет и начинаю разуваться, опираясь о стенку. Иначе свалюсь прямо на пороге.
— А где Макс? — интересуюсь, когда остаюсь без верхней одежды и сапог, направляясь к барной стойке, куда определяю бутылку. Летящей, точнее слегка неровной походкой двигаю в спальню, чтобы переодеться.
— Отпросился погулять с друзьями, — Паша направляется следом. — Вроде на каток собрались. Сказал, что будет поздно, — и усмехается.
