Елка в московском детском саду, 1968 год
Домашняя елка в Ворошиловграде, 1940-е годы
Причем такой праздничный вандализм был совершенно необходим. Дети, пережившие глубокий предпраздничный стресс в ожидании загадочной елки, остро нуждались в нервной разрядке после долгого и напряженного томления. Если такой разрядки почему-то не было, рождественский вечер заканчивался криками, скандалами, плачем и истериками. Взрослые понимали, что так дети «выпускали свои чувства наружу».
Анна Григорьевна, супруга Федора Михайловича Достоевского, однажды вспоминала, как после устроенного праздника рождественской елки в 1872 году маленький сын Федя проснулся поздно ночью с громким плачем. Он бился в истерике до тех пор, пока Федор Михайлович не догадался снова отнести сына к елке и подаркам. Родители были настолько напуганы таким неожиданным исходом праздничного вечера, что даже вызвали доктора. Как оказалось, «воображение мальчика было поражено елкою, игрушками и тем удовольствием, которое он испытал…».
На ежегодном празднике присутствовала вся семья, и «большие», и «маленькие». Водораздел между «взрослым» и «ребенком», между организатором и благодарным участником торжества проходил где-то в возрасте двенадцати лет. Подростки уже вовсю участвовали в подготовке елки для младших – это считалась инициацией вступления во взрослую жизнь.
Для родителей рождественская елка была не меньшим нервным испытанием. Далеко загодя они готовили подарки, покупали елку, хлопотали о новых и непременно о самых интересных елочных украшениях. Вот как проходила подготовка елки в семье Владимира Розанова со слов его младшей дочери: «Мама весь день ездила в город покупать подарки и приезжала измученная и ложилась на диван…» Но несмотря на все трудности, взрослые ни за что бы не отказались от удовольствия создания непередаваемой рождественской атмосферы для своих детей. Анна Григорьева как-то писала о том, насколько ответственно ее муж относился к подготовке рождественского вечера: «Федор Михайлович, чрезвычайно нежный отец, постоянно думал, чем бы потешить своих деток. Особенно он заботился об устройстве елки: непременно требовал, чтобы я покупала большую и ветвистую, сам украшал ее (украшения переходили из года в год), влезал на табуреты, вставляя верхние свечки и утверждая звезду».
«Детям»
Ликовала вся природа,
Величава и светла,
И к ногам Христа-Младенца
Все дары свои несла.
Близ пещеры три высоких,
Гордых дерева росли
И, ветвями обнимаясь,
Вход заветный стерегли.
Ель зеленая, олива,
Пальма с пышною листвой –
Там стояли неразлучной
И могучею семьей.
И они, как вся природа,
Все земные существа,
Принести свой дар хотели
В знак святого торжества.
Дмитрий Мережковский, 1883
Глазами ревностных творцов взрослые наблюдали за первой реакцией детей, вступивших в елочную комнату. Они огорчались, когда дети, не обращая внимания на старательно подготовленную елку, сразу бросались к подаркам, разложенным под ней. И напротив, домочадцы несказанно радовались счастливому оцепенению малышей, только увидевших горящую елку. Дети, «надобно отдать им честь – долго восхищались деревом прежде, нежели вздумали разбирать свои подарки» – так выглядела главная похвала родительским стараниям.
Если непосредственного детского восхищения не удавалось добиться, родители считали, что елка «не получилась». Впрочем, такие случаи действительно бывали. Нередки были и скандалы на праздничных вечерах, жалобы по поводу неудовлетворенности подарком и завистливые взгляды на свертки в руках других детей.
Уже под конец XIX века традиционное елочное веселье успело стать признаком шаблонного мышления, запущенной несовременности стариков-родителей. Например, можно вспомнить слова неизвестного юмориста, рассыпавшегося в искрометном памфлете в сборнике «Веселые святки» 1902 года: «Отец вводит детей к елке. Ну, вот вам и елка! Вы теперь должны как следует веселиться, чтобы не зря были затрачены мною деньги на елку. А если не будете искренне веселиться – всех выдеру! Так и знайте!»
«ЕЛКА УЖЕ УПАЛА, И ДЕСЯТКИ ДЕТЕЙ ВЗЛЕЗАЛИ ДРУГ НА ДРУГА, ЧТОБЫ ДОСТАТЬ СЕБЕ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ ИЗ ТЕХ ВЕЛИКОЛЕПНЫХ ВЕЩЕЙ, КОТОРЫЕ ТАК ДОЛГО МАНИЛИ СОБОЙ ИХ ВСТРЕВОЖЕННЫЕ ВООБРАЖЕНЬИЦА».
М. Е. САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН.
После праздника судьба елки была незавидна – ее, поломанную и разграбленную, выкидывали во двор. «И эта самая елка, роскошная и пышная, за минуту была выброшена на улицу», – пишет автор рассказа «Елка в семье Вельских». Было обычным делом просто выставить изломанную елку у черного хода, где она подвергалась полному забвению и оставалась ровно до той поры, пока естественным ходом времени не сгнивала от непогоды. В Восточной Словакии ель после праздника освящали и использовали как объект магических заклинаний, но в России от ставшей никому не нужной елки быстро избавлялись, иногда даже пускали на растопку как обычное топливо.
Уже начиная с 1860-х годов в русских домах становится модно ставить не маленькую символическую елочку, а высокую и широкую ель с роскошной хвоей на пышных ветвях. А вскоре она перемещается со стола на пол, в самый центр главной комнаты дома. Чем выше елка, чем шире и кустистее – тем лучше детям. «Елочных» игр было множество – дети бегали вокруг нее, прятались под ней или за ней, изобретали веселые игры под душистым покровом ее ветвей.
Существует теория, что традиция водить хоровод вокруг елки была похищена из троицкого ритуала, когда празднующие берут друг друга за руки и кружатся вокруг березы под аккомпанемент традиционных песен. Поэтому темой песен могли быть самые отвлеченные мотивы, никак не связанные с новогодними праздниками как таковыми. Популярной, например, была песенка-игра:
Наш отец Викентий
Нам велел играть:
Что бы он ни делал,
Все нам повторять…
Родителям детей, организовавшим для них такой чудесный праздник, тоже не было чуждо тщеславие. Им хотелось похвалиться своими успехами перед знакомыми и родственниками. Так стали появляться детские елки – рождественский праздник елки, на который приглашались дети из других семейств, в том числе дети учителей и прислуги. Ребят сопровождали взрослые – необязательно родители, это могли быть просто слуги из дома, пользующиеся доверием его семьи. Никакие средства не щадились на подготовку детской елки. Организовать самую блистательную, запоминающуюся и волшебную елку стало делом чести. А похвалиться роскошью украшений, богатством рождественских угощений, высокой благородной елью – делом личного престижа. «Последнюю копейку ребром, только бы засветить и украсить елку, потому что нельзя же мне обойтись без елки, когда елка была у Ивана Алексеевича и у Дарьи Ивановны» – так описывает эту ярмарку тщеславия Иван Иванович Панаев в своих знаменитых «Рождественских рассказах».
