Рождественская открытка, 1910-е годы
Самое первое описание русской детской елки датируется 1840-ми годами. «В десять часов вечера стали съезжаться дети; их привозили маменьки и взрослые сестрицы. Комната, где находилась елка, была освещена большими огнями; повсюду блистали пышность и роскошь. После угощения детей заиграла музыка. Танцы начались детьми, а кончились сестричками. После окончания вечера пустили детей срывать с елки все то, что висело на ней. Детям позволяется влезать на дерево; кто проворнее и ловчее, тот пользуется правом брать себе все, что достанет…» – такое воспоминание приводит Алексей Владимирович Терещенко в книге «Быт русского народа» (1848 год).
Сначала считалось, что елка – праздник исключительно детский, а взрослые участвуют в нем лишь как сопровождающие. В тот момент, когда ребята уже восхитились роскошью елки и веселой гурьбой набросились на подарки и на рождественское дерево, взрослый становился очевидно лишним на празднике. Поэтому родители удалялись в отдельные комнаты, где они могли обсудить получившееся торжество, испить кофею и поиграть в карты. Но очень скоро родители позавидовали непринужденному детскому веселью и стали организовывать елки для взрослых, куда они отправлялись уже без детей. Это были торжественные вечера, которые организовывались в домах богатых купцов, промышленников, начальников департаментов, у губернаторов, у князей и других представителей тогдашней знати. В некоторых домах проводился не один праздник елки, а целых три – для хозяйских детей, для детей друзей и прислуги, а также елка для взрослых. Охочие до веселья родители нисколько не уступали своим детям в любви к празднику и в желании его продлить как можно дольше. Иногда ситуация доходила до абсурда. Так, в 1874 году была запрещена статья «Елка», в которой приводилась «переписка» богатой барыни по поводу собачьей елки и вся эта затея сопоставлялась с положением бедных и голодных «двуногих».
У Бориса Пастернака в «Докторе Живаго» мы обнаруживаем: «С незапамятных времен елки у Свентицких устраивались по такому образцу. В десять, когда разъезжалась детвора, зажигали вторую для молодежи и взрослых и веселились до утра. Только пожилые всю ночь резались в карты в трехстенной помпейской гостиной, которая была продолжением зала… На рассвете ужинали всем обществом… Мимо жарко дышащей елки, опоясанной в несколько рядов струящимся сиянием, шурша платьями и наступая друг другу на ноги, двигалась черная стена прогуливающихся и разговаривающих, не занятых танцами. Внутри круга бешено вертелись танцующие».
Быстро прижился и такой жанр рождественских праздников, как публичная елка. Впервые она была организована в Санкт-Петербургском Екатерингофском вокзале в 1852 году, перед самой Крымской войной. Этот великосветский праздник открыл моду на елки в дворянских клубах, в театрах, в офицерских и купеческих собраниях. А уже с 1860-х годов ежегодные детские елки в воспитательных и учебных заведениях стали таким же обязательным и безусловным событием, как ежеутреннее пение «Боже, царя храни».
Русский святочный рассказ
XIX век
Николай Семенович Лесков, сам большой мастер бытописательского дела, дал в 1870-х годах определение святочному рассказу, которое актуально до сих пор: «От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера – от Рождества до Крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и наконец – чтобы он оканчивался непременно весело… Святочный рассказ, находясь во всех его рамках, все-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и свое время, и нравы».
В русской литературе жанр святочных рассказов появился с легкой руки издателя Н. А. Полевого, который опубликовал в предновогоднем номере журнала «Московский телеграф» за 1826 год необычное произведение «Святочные рассказы». По словам Полевого, ему удалось случайно «услышать в один только святочный вечер в беседе нескольких московских стариков» множество интересных историй, и он захотел поделиться ими с читателями.
Участники беседы рассказывали друг другу о событиях, случившихся с ними в разные периоды жизни на Новый год, Рождество или перед Крещением. В основе каждого сюжета была встреча с нечистой силой – о чем еще могли говорить русские люди на святочных посиделках? Неизменными элементами рождественских историй были гадания, ряженье, странные сновидения и неожиданности. Стандартный сценарий заключался в том, что герой попадал в сложную ситуацию, но сюжет завершался чудесным спасением и избавлением от бед. В этих повествованиях переплелись мистика и реальность, юмор и леденящие сердце ужасы, правда и вымысел. Николаю Александровичу Полевому удалось передать настроение святочных бесед, и он пообещал на следующий год порадовать читателей новыми «страшными повестями».
История «календарной» литературы (приуроченной к отдельным праздничным датам) уходит далеко в прошлое, когда жители деревень собирались и рассказывали друг другу так называемые «былички», вспоминая таинственные события из прошлого, которые происходили на Святки. Считалось, что в этот период духи природы, привидения, домовые, лешие, водяные оживают и вступают в контакт с людьми, поэтому могут происходить непредсказуемые вещи.
Обычно подобные истории на деревенских посиделках рассказывали «рольники», и, по описаниям фольклористов XIX века, изучавших культурные традиции в Енисейской губернии, «на таких вечерках старики разговаривают про давно прошедшее, вспоминают старину и попивают винцо; девушки гадают, щелкают орехи и поют песни. Наконец, когда вино придаст старикам более веселья, начинают баить народные сказки, побасенки, загадки и т. п. В избе царствует глубокая тишина – все с величайшим любопытством слушают рассказчика».
Зима в Подмосковье, 1890-е годы
В XVIII веке в России были предприняты первые попытки выделить святочный рассказ как литературный жанр. Однако окончательное оформление русские «былички» получили в конце XIX века с развитием периодической печати. Газеты и журналы нуждались в интересных публикациях, при помощи которых можно было заинтересовать читателей, поэтому мистические повести и рассказы пользовались особенной популярностью. Святочные истории стали частью газетного жанра не случайно – они были очень короткие, емкие и меткие, ведь именно через подобные очерки, эссе, новеллы и зарисовки можно было донести до народных масс христианские истины. Никто не читал длинные повести, а небольшие повествования с элементами волшебства слушали даже малограмотные крестьяне.
Если байки деревенских «рольников», описывающих бесчинства сверхъестественных сил с подробными портретами чертей и оборотней, больше напоминали современные ужастики, то в святочных литературных произведениях появились элементы драматического сюжета. Здесь уже можно увидеть борьбу добра и зла, нравственный переворот в душах героев под влиянием столкновений со сверхъестественными явлениями и торжество справедливости с волшебными чудесами. Все необычные моменты в конце концов получали реальное объяснение, связанное с удачным стечением обстоятельств или с алкогольным опьянением главного героя. Чего только спьяну не померещится! Таким образом, мистика становилась частью повседневной жизни, как позже заметил Бродский: «В Рождество все немного волхвы».
