Выйдя на террасу, она отметила, что у Эллингтона хватило сил, чтобы подняться на ноги. Он стоял, опираясь о стену, и казалось, его может в любую секунду стошнить.
«Тебе очень плохо?» – спросила Макензи.
«Больно до жути, но когда стою, мне немного легче. Начинает кружиться голова, но, думаю, со мной всё будет в порядке».
«Скорая уже приехала», – ответила она.
Эллингтон кивнул и закрыл глаза. Макензи понимала, что он всеми силами пытался не показывать, как ему больно.
«Ты молодец, – сказал Эллингтон. – Это я во всём виноват. Не стоило так быстро входить. Нужно было…»
«Тише, – ответила Макензи. – Береги силы».
Он кивнул и застонал. Макензи вновь взглянула на нож, торчащий из тела, и ещё раз подумала, что они сильно рисковали. Сложно было сказать, как сильно он пострадал, пока не вытащили нож и не обработали рану.
Она услышала, как открывается парадная дверь, и пошла навстречу врачам и полиции. Она сделала два шага к разбитой стеклянной двери, когда Эллингтон её остановил.
«Послушай… Я знаю, что ты у нас вроде супергероя и хочешь помочь там, в доме… но это не будет выглядеть очень эгоистично, если я попрошу тебя остаться со мной?»
Макензи не могла сдержать улыбку. Он был прав. Ей действительно хотелось вернуться в дом и помочь, если она могла. При этом ей также хотелось остаться с ним.
Она подошла к Эллингтону и взяла его за руку. Она чувствовала, как дрожат его пальцы, потому что так тело реагировало на боль.
Она осталась с ним и не отпускала его руку до тех пор, пока парамедики не вышли на террасу.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Остаток дня поглотил Макензи, как море хаоса. Она оставалась с Эллингтоном так долго, как только могла. Она поехала вместе с ним в больницу. Он всё время был в сознании, но было несколько моментов, когда он находился на грани обморока. Когда они приехали в больницу, и его оформили, врачи сказали, что дела его были не сильно плохи, но и обычной царапиной он не отделался.
Нож задел ребро. Если бы его не остановила кость, он проткнул бы лёгкое. Врачи допускали возможность, что небольшой прокол всё-таки мог быть, но для того, чтобы знать наверняка, им требовалось провести дополнительные анализы.
Ожидая новостей от хирургов, занимающихся Вонаном и Эллингтоном, Макензи сама сидела в кабинете врача. Целых два часа её осматривали разные специалисты. Закончилось всё четырьмя швами на правой руке и восьмью на бедре. Рана на бедре жутко болела, но она держалась, как могла. Доставать осколки стекла из обоих предплечий тоже было занятием не из приятных.
К пяти часам вечера ей обработали все раны. Ей также сказали, что с Эллингтоном всё было хорошо. Конечно, ему наложили несколько швов, и какое-то время он должен будет провести в больнице.
Что касается Генри Вонана, тот он оказался на волосок от смерти. После прибытия в больницу все показатели указывали на то, что он не доживёт до ночи, но к моменту, когда Макензи обрабатывали раны, у него появились улучшения.
Прежде чем поехать в мотель, Макензи зашла в палату к Эллингтону. Она вошла и увидела, что он спит. Минуту она стояла в дверях, поражаясь тому, как странно менялась жизнь. Она приехала в Майами с Харрисоном. Эллингтон был для неё лишь значимой фигурой, брезжащей на горизонте. А сейчас, несколько дней спустя всё сильно изменилось. Сейчас она даже могла остаться в его палате и смотреть, как он спит.
Но поступи она так, а он узнай об этом, Эллингтон никогда не перестал бы шутить по этому поводу и был бы прав.
Кроме того… хотя они и поймали убийцу, дело было ещё не закрыто. Макензи нужно было идти. Если Эллингтон сильно пострадал, то она должна была закончить это дело хотя бы ради него.
Последний раз нежно взглянув на напарника, Макензи вышла из больницы и направилась в участок.
***
Когда она вошла в двери, и её заметили несколько офицеров, в холле повисла тишина. А потом произошло что-то невероятное. Люди начали аплодировать. Макензи видела подобное в кино и пару раз в Академии слышала истории о том, что такое бывает, а сейчас это происходило с ней, и у неё было странное чувство, особенно потому, что ей казалось, что она не заслуживает аплодисментов.
Она слабо улыбнулась и прошла в кабинет Родригеса. Как она и думала, в кабинете никого не было. Она прошла дальше по коридору в сторону комнат для допроса – в этой части здания она уже довольно хорошо ориентировалась.
Макензи прошла дверь, ведущую в допросную, и дошла для комнаты для наблюдений. Она постучала, и дверь открыл Нестлер. Он быстро впустил её внутрь с тем же выражением благодарности, которое она заметила на лицах служащих и офицеров в холле.
Помимо него в комнате также были Дэйни и два незнакомых полицейских. Они все смотрели через стекло, по другую сторону которого в комнате для допросов сидели Родригес и Декер.
«Давно идёт допрос?» – спросила Макензи.
«Примерно двадцать минут, – ответил Нестлер, – но Декер сидит здесь уже почти полтора часа».
«Думаю, Родригес не будет против, если вы к нему присоединитесь», – добавила Дэйни.
Макензи кивнула, изучающе глядя на Байрона Декера через стекло. Он казался обессиленным и уставшим. Он сидел, сутулясь, опустив плечи и повесив голову. Макензи медленно вышла из комнаты и подошла к допросной. Она постучала, а затем открыла дверь, заглядывая внутрь.
«Можно войти?» – спросила она.
При виде Макензи Родригес вздохнул с облегчением. Он кивнул и жестом пригласил её внутрь. Декер поднял на неё глаза, а потом снова уставился на собственные колени. На лбу у него белел пластырь, и всё предплечье было перемотано бинтом. День выдался таким сумасшедшим и жестоким, что она и забыла, что Декеру тоже немало досталось – не только от неё, но и от стеклянной двери.
Родригес подошёл ближе и прошептал ей на ухо: «Он ведёт себя тихо, не буянит. Думаю, он хочет всё рассказать. Он уже признался в убийстве четырёх пар и попытке убийства Вонанов. Он сотрудничает… но не так хорошо, как нам хотелось бы».
Макензи прошла к столу. Декер по-прежнему отказывался смотреть ей в глаза.
«Мистер Декер… вы начали плакать после того, как я надела на вас наручники. А сейчас даже не смотрите в мою сторону. Вам стыдно за то, что вас поймали?»
Он замотал головой: «Нет. Мне стыдно, но не за это. Это было неминуемо. Даже если бы я добрался до Хуареса… меня бы всё равно поймали. Я знал это с той самой секунды, как решился на убийства. И это было возбуждающе. Это был самый возбуждающий момент за всё время, ну, кроме убийства Ванессы Спрингс. Оно было чертовски эротичным».
«А что в Хуаресе, мистер Декер?»
Он молчал.
Она увидела скрывающееся за пеленой слёз безумие. Возможно, это было не безумие как таковое, а зло. Макензи верила, что существует сущее зло, и что иногда оно селится в человеке.
