«Прямо как будто говоришь о моей жизни, – сказал Эллингтон. Он вздохнул и посмотрел на часы. – Не знаешь, когда ближайший рейс на Вашингтон?»
«Ещё не смотрела. Сейчас проверю».
Он кивнул, не сводя глаз с океана: «Макензи…наша ночь вместе была чудесной, и я ни о чём не жалею. При этом я знаю… Я знаю твои принципы. Если ты считаешь, что наши отношения могут помешать работе, тогда я…»
Поцелуй не дал ему договорить. Это был медленный и страстный поцелуй, после которого Макензи мило улыбнулся Эллингтону. «Я об этом не думаю, – сказала она. – Пусть всё идёт, как идёт».
Эллингтон мгновение раздумывал над её словами, а потом, соглашаясь, кивнул.
«Прости, что сорвалась на тебя вчера утром, – сказала Макензи, – когда ты заговорил об отце. Всё, что его касается… очень сильно меня задевает, но я работаю над собой».
«Всё в порядке. Я понимаю. Это очень личное и болезненное воспоминание».
«Да, всё верно, но… в общем, в деле появилась новая зацепка. Это случилось совсем недавно. Я устала держать всё в себе и собираюсь всё тебе рассказать, если ты готов меня выслушать».
«Прямо сейчас?»
«Думаю, да».
Эллингтон воспринял её слова спокойно. Он больше не смотрел на океан. Теперь он так же внимательно смотрел на Макензи.
И она рассказала ему всё. Она начала со своего детства в Небраске, когда маленькой девочкой вошла в родительскую спальню и нашла отца мёртвым с дыркой от пули в голове. Она закончила рассказ обнаружением визитной карточки на последнем месте преступления, карточки из антикварного магазина Баркера. С каждым словом она чувствовала, как ей становится легче. Слова освобождали её. Это было схоже с ритуалом изгнания дьявола или другой мерзкой сущности, которая в ней жила.
В какой-то момент Эллингтон взял её за руку, и говорить стало проще.
Макензи отвела взгляд от Эллингтона и посмотрела на океан. Глядя на волны, она вновь ощущала себя ребёнком. Ей казалось, что они уносили сказанные ею слова далеко в море, и что больше их никто никогда не услышит.
Это была глупая надежда.
Она сказала Эллингтону, что прошлое глубоко засело в её сознании, и это была неоспоримая правда. Оно сидело в ней невероятно глубоко и иногда причиняло жуткую боль.
Рассказывая о смерти отца и новых зацепках, которые способствовали открытию дела для дорасследования, ей казалось, что, возможно – просто возможно, – настанет день, когда она сможет раз и навсегда избавиться от прошлого.
