— Ну, конечно же, на учебу, Морозко! На что же еще?
Мне показалось, или он облегченно выдохнул, тоже пустив в дело ручку? Зашуршал стержнем, оставляя на бумаге красивый ряд букв.
— А возможно, и на что-то большее, — между прочим добавила. — Например, на серьезные чувства. Как тебе такой вариант?
Такой вариант ему точно не понравился, и он изумленно сглотнул. Отморгавшись, поправил очки.
— Продолжаешь ерничать, Корсак? Снова принялась за свое? И что тебе от меня нужно, не пойму. Чего пристала?!
Ого, почти рыкнул! Характер у моего Кудряшки точно имеется, и это хорошо — не люблю слюнтяев. Однако я тоже не подарок, и лучше Морозко об этом знать. Когда надо, могу и словом приложить. Вот и сейчас предупредила, вмиг забыв о лекции, скрестив с блондином карие взгляды:
— Морозов, осторожнее. Я тебе не кусок скотча, чтобы пристать, и не липкий пластырь. Выбирай выражения и лучше тормози с претензиями, а то ведь я и обидеться могу. Да в этой аудитории любому за счастье со мной сидеть! Но почему-то не тебе!
Сказала это сердито, ожидая увидеть на лице Морозко растерянность, а он вдруг неожиданно улыбнулся. Не по-доброму, с досадой, но я все равно засмотрелась на складочки в уголках губ. Ответил, словно обращаясь к ребенку, не способному в песочнице разглядеть очевидное:
— Может, потому, что я не любой, Корсак? Это же просто! Если за счастье, то иди и осчастливь кого-то другого, я не против. А меня оставь в покое!
На душе стало грустно — от того, что сказал искренне. Вот только мое счастье смотрело на меня самыми теплыми глазами на свете, и я не собиралась от него отказываться. Ей богу, если бы могла, собственноручно придушила бы Купидончика, сыгравшего со мной злую шутку, а так и претензии предъявить некому.
— Я бы с радостью, Кудряшка, но не могу.
— Это еще почему? — ну вот, улыбка пропала. Насторожился, ожидая от меня подвоха. Зря, врать я никогда не умела. Точнее, не считала нужным.
— Потому что ты мне нравишься, Морозов. Так сильно, что я решила быть твоей девушкой. И лучше сразу смирись! — наставила на опешившего парня палец. — Все равно у нас с тобой другого выхода нет. Будешь любить меня, Ромашка, как миленький! — пообещала. — А теперь можешь сказать, как ты этому рад и что тебе повезло. Думаю, мне это понравится.
Я подняла бровь, откинулась на стуле и развернулась к нему лицом, позволяя себя рассмотреть. Усмехнулась тонко, предчувствуя взрыв возмущения, и не ошиблась.
— Что-о?! — щеки блондина побледнели, а потом вспыхнули ярче прежнего. Губы сердито дрогнули, раскрылись и, думаю, если бы звонок об окончании пары прозвенел позже, а не в эту самую секунду, Морозко все равно бы ушел — так резко поднялся над столом. — Издеваешься?!
— Нет. Ничуть!
— Ну, знаешь, Корсак… Ты не девушка, ты — настоящий Дементор! Не вижу причины для радости. Тебя видишь — и хочется сбежать! Я не сбираюсь тебя развлекать, найди себе другого шута! А в моей жизни и без тебя проблем хватает!
Морозко легко задвинул меня вместе со стулом за парту и прошел мимо, закинув рюкзак на плечо, у меня только челюсти клацнули. Не обернувшись, распахнул дверь и вышел из аудитории, удивив историка.
Заподозрив неладное, Василий Юрьевич строго взглянул на меня, но мне было все равно. Я смотрела, как тихо посмеивается Клюква и чувствовала, как поджимается рот.
Антон Морозов (немного визуализации героя)))
Антон
Я вышел из аудитории и хлопнул дверью о стену. Зашагал по коридору, уже не пытаясь справиться со злостью, что кипела внутри. Сейчас ее во мне бушевал океан, и я бы с радостью этот океан на кого-нибудь выплеснул, если бы не имел привычки сдерживать эмоции в себе. Но как же хотелось, чтобы волна цунами, толкающаяся в грудь, прорвалась сквозь заслоны и смыла с пути одну черноглазую ведьму, вздумавшую развлечься за мой счет!
Чертова Корсак! И откуда только взялась! Я терпел эту занозу и ее выходки целый месяц. Старался не замечать, игнорировать дурацкие насмешки в надежде, что ей надоест, но сегодня она перешла все границы.
Ромашка? Кудряшка? За кого она меня принимает — за бесхребетного слабака? Или за глупого идиота? Моя девушка — как же! Да всем, кто нас знает, такое и во сне не приснится! Так стебаться можно только на спор или из желания самоутвердиться за счет глупого троллинга. Но зачем ей последнее, когда таким, как она, и так принадлежит весь мир, без нужды кому-то и что-то доказывать? Вот разве что себе, и то от скуки. Только я точно не предмет доказательства и не собираюсь вестись на улыбку заразы. Бегать за ней посмешищем и развлекать? Не дождется! Пусть ищет другого дурака! Тем более, что желающих угодить Корсак вокруг предостаточно.
Сначала оказалось, что у меня голос особенный, теперь руки красивые… Еще бы про глаза пропела, — птица-соловей! Сразу видно, что не долго думала. Чего она ждала, что я куплюсь?
— А ты прикольный, ботаник! Как, ты сказал, тебя зовут?
— Антон, но я тебе не говорил.
— Это не важно, я запомню. А меня Агния.
— Но я не спрашивал.
— А я и не отвечаю, Антон. Я ставлю тебя в известность. А теперь, когда мы знакомы, осталось договориться.
— О чем?
— О том, Кудряшка, что на истории мы теперь будем сидеть вместе. Начнем с малого, пока лучше не узнаем друг друга, а дальше будет видно. Как ты на это смотришь?
Я смотрел изумленно и растерянно на безупречную, самоуверенную улыбку очень красивой девушки, знающей себе цену, вдруг вздумавшей странно пошутить с незнакомым парнем. А уже через секунду — хмуро и отрицательно на чувственные, полные губы с темно-розовым блеском, которые впору было увидеть не в полуметре от себя, а на глянцевой обложке мужского журнала.
Сказал совершенно четко и ясно, чтобы не оставить сомнений: «Я против!», но разве Корсак это остановило?
Прикольный ботáн — вот я кто для нее. Сосед по истории, желания которого можно не принимать во внимание. К тому же, как выяснилось, слова «нет» Агния не понимает. Уже вся группа потешается над тем, как черноглазая заноза, которой вслед оборачивается половина университета (а другая половина старательно обходит стороной), не дает мне прохода. К ней даже преподаватели обращаются на «вы» и по имени, за редким исключением. Да я и сам весь прошлый год засматривался издалека на стройную брюнетку, рассекающую по коридорам походкой королевы, заговорить с которой казалось за гранью возможного, а теперь…
