В 1980‐е годы младшие школьники и даже дошкольники радостно распевали песенку от лица американских летчиков, летящих бомбить СССР, известную под названием «16 тонн»:
Сидим мы в баре как-то раз
Вдруг слышим шефа мы приказ:
Летите, детки, на восток
Бомбить советский городок
Летим над морем — красота
5 километров высота
16 тонн — опасный груз
А мы летим бомбить Союз.
Вдруг в самолете свет погас —
За нами гонит русский ас,
Один снаряд попал в стекло —
Радиста к черту унесло ‹…›
Летим над морем — красота
2 миллиметра высота,
16 тонн — опасный груз,
А мы летим кормить медуз
[903].
Ее история гораздо менее тривиальна, чем история предыдущих песен. Весьма далекий от фольклорной переделки оригинал появился в США в 1946 году, а в 1955 году песня стала популярной после того, как ее исполнил певец Эрни Форд. После этого она перепевалась множество раз самыми разными западноевропейскими и североамериканскими исполнителями. Содержание песни, рассказывающей о тяжелой жизни американских шахтеров, хорошо иллюстрировало утверждения советской пропаганды, и поэтому ее неоднократно воспроизводили на советском радио:
You load sixteen tons, what do you get?
Another day older and deeper in debt.
Saint Peter don’t you call me ‘cause I can’t go
I owe my soul to the company store.
Ты грузишь шестнадцать тонн, и что получаешь?
Ты стареешь каждый день и все больше в долгах.
Святой Петр, не зови меня, я не смогу уйти;
Моя душа заложена в фабричной лавке.
Многие наши информанты в детстве были уверены, что это «полузашифрованное послание» про бомбардировщик, который несет 16-тонную бомбу, и пели совсем другой русский вариант этой песни. Формальным триггером к переосмыслению текста стала, видимо, сама фраза «You load sixteen tons», которую можно понять как «ты загружаешь [бомбу] в 16 тонн». Один из наших информантов, москвич 1969 года рождения, слышал в 1970‐е годы разговоры, которым «отчасти доверял», о том, что «в песне 16 Tons поется о 16 тоннах бомб, и это песня бомбардировщика, летящего бомбить СССР»
[904]. У кое-кого — видимо, под влиянием «народной» версии песни — само словосочетание «16 тонн» стало ассоциироваться с бомбардировками и оружием массового поражения. Наш собеседник вспоминает, что когда его мама узнала об открытии клуба «16 тонн», ее такое название возмутило, ведь «16 тонн — это вес атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму»
[905].
Посетитель одного из форумов в 2010 году рассказал, что эту песню как дворовую пел под гитару его отец в 1974 году, и мелодия дворового исполнения была «один в один» со старой английской блюзовой мелодией, которую рассказчик услышал позже. В тексте песни 1974 года, которую приводит рассказчик, появляется совершенно не соответствующий никакому американскому оригиналу рассказ летчиков (вспомним «Фантом» и «Во имя Джона»), которых отправляют бомбить советский город, но их сбивают и они отправляются «кормить медуз». После описания гибели идет часть «моралистическая» (как раз состоящая из вольного переложения английского оригинала) — американских летчиков погубил американский образ жизни:
Сидим мы в баре мы как-то раз,
И вдруг от шефа пришел приказ:
«Летите, мальчики, на восток!»
Ну, по машинам, наш путь далек.
Летят наши мальчики на восток
И видят мальчики: городок
Но жерла пушек на них глядят
Сбить наших мальчиков они хотят.
Один снаряд пробил крыло,
Летим на скалы — нам все равно.
Слезится левый и правый глаз:
Быть может, плачу в последний раз.
Чуть накренившись, летит самолет
Раскинув руки, летит пилот,
Прощайте, девочки, прощай, притон.
И тут рвануло 16 тонн.
Погибли парни, их больше нет,
Лишь вьется в небе черный след.
Так выпьем за тех, кого уж нет,
Так выпьем за тот за черный след
Горит реклама розовый цвет:
«Лучшей жизни в Америке нет»,
Век работай и век страдай,
16 тонн умри, но дай.
16 тон не мало руды,
Но мало платят нам за труды
И если хозяин заплатит за труд
Пойду в кабак и все пропью!
Я тунеядец скажу вам всем,
Я не работаю я только ем.
Пусть трактор работает, железный он
Пусть тянет он 16 тонн, тонн, тонн!!!
[906]
Довольно быстро вторая часть песни забылась и перестала исполняться, и с оригиналом фольклорную песню объединяло только повторяющееся упоминание 16 тонн. Именно в таком, усеченном виде эту песню в 1970–1980‐е годы пели много наших собеседников, от взрослых неформальных компаний до детского сада (где ее услышал один из авторов этих строк). Косвенным доказательством распространенности этой песни и ее вариантов может служить тот факт, что где бы эта песня ни всплывала (на форуме или в социальных сетях), там немедленно обнаруживается множество вариантов, которые вспомнили посетители сайтов
[907].
Как мы видим, во всех песнях этого типа дела героя, который отправляется «бомбить Союз», идут не очень хорошо: одного бомбардировщика подбивает «русский ас», а другой настроен пессимистически («летим кормить медуз») и вообще прощается с жизнью («прощай, чувиха, прощай, притон»). С одной стороны, слушающие сопереживают летчикам, с другой — из песни следует, что СССР сильнее наших врагов и советская армия способна одолеть тех, кто захочет сбросить на нас «16 тонн». Во всех этих песнях поющий, то есть один из нас, немалыми усилиями ассоциирует и себя, и слушателей с врагом, проживая вновь и вновь момент его смерти или хотя бы бесславного пленения.
Вопрос только в том, зачем нужна такая сложная форма, если компенсации страха можно достигнуть за счет создания простого агрессивного текста вроде анекдота про красную кнопку или песенки «Медленно ракеты улетают вдаль». Видимо, дело в том, что юмористическая агрессия как фактор снижения тревоги теряет свою силу и тогда в дело вступает другой механизм защиты. Если в текстах, где происходит идентификация рассказчика со «своим агрессором», мы противостоим безличным США и Пентагону, то в «песнях поражения» гибнущий враг максимально очеловечивается. Это не безжалостная машина для убийств, не злобное существо с когтями и крючковатым носом из газетных карикатур, он такой же, как мы, — размышляет, боится, скучает, грустит. И эта человечность врага, похожесть его на нас позволяет снижать ощущение страха.
