Для исправления этой ситуации Крикун предложил три профилактические меры: еврейские общины должны публично отказаться от посылок; общественности необходимо объяснить вредную идеологическую подоплеку этих посылок и, наконец, попытаться дискредитировать саму мацу, объявляя ее неправильно сделанной и вообще отравленной:
В целях компрометации этих намерений сионистских кругов, по указанию КГБ при СМ [Cовете министров] УССР необходимо подготовить к опубликованию в местной прессе заявления некоторых руководителей религиозных общин и отдельных граждан еврейской национальности об отказе получать посылки с мацой из капиталистических стран. Внести в партийно-советские органы предложение об усилении разъяснительной работы среди лиц еврейской национальности по поводу попыток использования сионистами религиозного праздника пасхи в клеветнической кампании против СССР. Одновременно с этим, используя возможности и влияние в определенной среде проверенных агентов госбезопасности, распространить среди верующих евреев версию о том, что поступающая из‐за границы маца готовится без соблюдения необходимых религиозных ритуалов [некошерная] и [из] некачественной муки, вследствие чего «в прошлом кое-где имели место желудочно-кишечные заболевания»
[312].
Полковник Крикун пытается снизить как статус отправителя (обвиняя его в сознательной идеологической диверсии), так и получателя (объясняя, что он, по своей простоте, принимает за акт благотворительности действия коварных сионистов). Вдобавок к этому он маркирует продукт, с одной стороны, как некошерный, а с другой — как опасный для здоровья. Кавычки в последней фразе распоряжения совершенно не случайны: полковник явно рекомендует точные формулировки для распространения слуха, ориентируясь на сюжеты, популярные в 1950–1960‐е годы. Напомним, что относительно недавно жители Советского Союза слышали о евреях, отравляющих медикаменты и еду (с. 355), и боялись инфекционных диверсий со стороны иностранных гостей Фестиваля молодежи и студентов (с. 399).
Но меры, предлагаемые полковником Крикуном, не помогли. Советские люди продолжали получать посылки с мацой. Чем больше ухудшались отношения с Израилем и усиливались стремления советских евреев эмигрировать, тем больше маца воспринималась как наглядное свидетельство двойной лояльности. В 1976 году посылки с мацой были окончательно запрещены — после того как в 1975 году глава КГБ Юрий Андропов подал в ЦК служебную записку, в которой получение посылки с мацой приравнивалось к политическому действию:
Сионистские круги в странах Запада и Израиле, используя предстоящий религиозный праздник еврейской пасхи (27 марта с. г.), организовали массовую засылку в СССР посылок с мацой (ритуальная пасхальная пища) в расчете на возбуждение националистических настроений среди советских граждан еврейского происхождения. Уже сейчас в Одессе, Риге, Львове и некоторых других городах страны скопилось несколько тысяч посылок, адресованных, как правило, лицам, известным своими националистическими и произраильскими настроениями. Из опыта прошлых лет известно, что доставка адресатам посылок вызывает негативные процессы среди еврейского населения СССР, усиливает националистические и эмиграционные настроения. Учитывая это, а также то, что в настоящее время еврейские религиозные общины полностью обеспечены мацой, выпекаемой непосредственно на местах, Комитет госбезопасности считает необходимым посылки с мацой, поступающие из‐за границы, конфисковывать
[313].
Важно понимать, что агитлегенда вроде той, что предложил распространять полковник Крикун, могла оказаться полезной во множестве других случаев, когда советского человека нужно было удержать от нежелательных покупок или контактов. Например, советские военные из Афганистана и их жены вывозили в СССР (в основном для нелегальной перепродажи) модные в то время дубленки. Такая практика не встречала понимания со стороны военного и партийного руководства. Военный советник в Афганистане Валерий Аблазов признался в своем дневнике, что в Кабуле в 1981 году слухи о зараженных дубленках специально распространялись для того, чтобы советские специалисты и их жены не везли в СССР этот супермодный товар:
По «сарафанному радио» в микрорайонах распустили слух (выделено нами. — А. А., А. К.), что все дубленки на таможне изымаются, т. к. они заражены какой-то страшной инфекцией (чумой, холерой). Это для того, чтобы не тащили с собой это барахло
[314].
Возвращаясь к одесской истории, скажем, что нам неизвестно, насколько были успешны попытки распространить слухи об отравленной маце «сверху». Но благодаря этой истории мы знаем, что такие попытки делались.
Третья агитлегенда: борьба с унижающим и обманчивым даром
Изолировать и напугать: идеологическая работа в канун Олимпиады
В июле 1980 года репортер газеты «Чикаго Сан Таймс», освещавший Олимпиаду-80 из Москвы, написал об удивительной советской манере общения с иностранцами:
700 000 [советских] школьников были отправлены из города в лагеря, чтобы избежать идеологического заражения, а те, кто остался в городе, были предупреждены не брать жевательную резинку от иностранцев, потому что она заражена и содержит бактерии, которые распространяют болезнь или инфекции. На этой неделе один британский журналист на Красной площади дал маленькому мальчику упаковку жвачки. Отец мальчика грубо схватил его за руку, выхватил жвачку и бросил на землю. «Нет, нет», — закричал он журналисту
[315].
Американский журналист стремился продемонстрировать полицейский характер советской власти, которая пресекает контакты своих граждан с иностранцами, изолируя их от гостей Олимпиады и пугая нелепыми историями. И его впечатление было во многом точным.
Советское руководство действительно стремилось «очистить» Москву от детей на время проведения Олимпиады. Почему именно от детей? Видимо, потому, что дети считались наиболее уязвимыми и перед идеологическим, и перед инфекционным заражением (которого, как мы покажем, многие чиновники боялись совершенно всерьез); возможно, также потому, что вывезти ничем не занятых летом детей проще, чем работающих взрослых. Так или иначе, в секретной записке, составленной КГБ в июле 1979 года и адресованной московским городским властям, руководителям различных ведомств, организаций и учреждений предписывалось «принять меры к направлению максимального числа учащихся общеобразовательных школ г. Москвы и Московской области в пионерские лагеря»
[316].
Такие меры, как свидетельствуют многочисленные воспоминания очевидцев, были приняты. И нередко они включали в себя распространение текстов, медицинских по форме и мифологических по содержанию. Учителя и директора школ убеждали родителей вывезти детей из города, используя аргументы об инфекционной опасности, якобы исходящей от иностранцев: «Рекомендовали вывезти детей на время Олимпиады. Объясняли, что боятся, что ввиду прибытия большого количества народу из разных мест возможны разные непривычные инфекции»
[317]. Подобные «меры» со стороны властей если не запустили слухи на тему «иностранцы распространяют заразу»
[318], то точно сделали их циркуляцию более интенсивной.
