«Дистрибьютором» благ в советском случае выступало государство, и распределяло оно их по своему усмотрению между разными социальными и профессиональными группами. Помощь развивающимся странам воспринималась как лишение советских людей их куска пирога, что вызывало вполне понятное возмущение. Это возмущение и высказывалось в письмах «во власть» и в редакции газет:
Средства от субботников должны идти в фонд помощи инвалидам труда и войны, на строительство детсадов и школ, а куда они идут на самом деле? В помощь «черным братьям», которые нам нужны, как пятое колесо в телеге
[568].
На первый взгляд кажется, что такие претензии — это классический пример колониального дискурса. Однако, присмотревшись, мы поймем, что в советском случае этот колониализм очень специфический, своего рода «колониализм наоборот». В классической колониальной ситуации представители метрополии ощущают собственное культурное превосходство по отношению к жителям дальних колоний, но не чувствуют себя жертвой, у которой отбирают принадлежащие ей ресурсы. Жертвой чувствуют себя жители колоний, из которых метрополия выкачивает ресурсы. В СССР же мы видим противоположную картину: возмущение тем, что у них забирают принадлежащие им блага, высказывают жители «метрополии».
Вот тот историко-культурный контекст, в котором возникали советские истории о заразных чужаках. В социалистической Чехословакии, куда представители «дружеского Вьетнама» приезжали на заработки, рассказывали, что «во рту у вьетнамцев, между нижней десной и зубом, живут маленькие черви». Между прочим, из‐за этой городской легенды вьетнамцев не хотели принимать некоторые чешские зубные врачи
[569]. А в 1980 году москвичку предупреждали, чтобы она не имела дела с «с африканскими неграми, у них всякие личинки под кожей чуть ли не национальная гордость»
[570]. А кроме этого, советские граждане рассказывали истории о дикости иностранцев из стран «третьего мира». Один наш информант слышал историю о «негре», который «испражнялся на газон, а кто-то из наших подошел и дал ему пинка»
[571]. Другой слышал, будто бы некий «негр» был так неистов в постели со своей русской подругой, что откусил ей сосок
[572].
Хотя критика действий правительства в позднесоветское время была уже вполне возможна (выше мы приводили выдержки из соответствующих писем во власть), прямое выражение неприязненных чувств к «голодранцам» и «неграм» оставалось сомнительным — с точки зрения официальной идеологии, морали и просто приличий. Советские люди, находящиеся в ситуации «колониализма наоборот», выражали свое недовольство, не только обвиняя правительство в неоправданной щедрости («зачем отправлять еду каким-то голодранцам, когда самим не хватает»), но и рассказывая неприятные истории об адресатах «братской помощи» — о «личинках под кожей», «зубных червях» и «диком поведении».
Но особенную актуальность такие рассказы приобрели в ситуации, когда «железный занавес», который обычно ограждал советских людей от контактов с иностранцами, немного приоткрывался. Именно так произошло во время Олимпиады-80, которая сопровождалась не только приездом тысяч иностранных гостей, но и масштабной пропагандистской кампанией.
Олимпиада, профилактика и страх
В 1976 году Международный олимпийский комитет утвердил местом проведения летних олимпийских игр Москву. Радость советского руководства была омрачена тем, что после ввода советских войск в Афганистан США и несколько десятков других стран приняли решение бойкотировать московскую Олимпиаду. На тему «враги-американцы пытаются сорвать нашу прекрасную олимпиаду» писали передовицы и журнальные статьи и даже сняли мультфильм «Баба-яга против» (1979).
Советское руководство вынуждено было тратить много усилий на то, чтобы минимизировать репутационные последствия этого бойкота. Внешнеполитическая работа была нацелена на привлечение максимального числа участников и создание привлекательного образа Советского Союза, в то время как внутриполитическая — на поддержание привычного советским людям ощущения «осажденной крепости».
В результате этих усилий во время Олимпиады-80 советские города испытали небывалый по масштабу наплыв иностранных гостей — в одну только Москву их приехало 133 600 человек
[573]. Неясная тревога перед вторжением чужаков трансформировалось в массовое убеждение, что ожидаемые иностранные гости — носители невиданных инфекций. По словам одного нашего собеседника, «про это говорили буквально все, от взрослых до детей»
[574]. Кроме того, Оргкомитет Олимпиады-80, желая сгладить последствия бойкота и увеличить число ее участников, не только пригласил на Игры множество делегаций из развивающихся стран, но и оказал им значительную финансовую поддержку, фактически оплатив их дорогу до Москвы и проживание в Олимпийской деревне
[575]. Возможно, это усилило массовые страхи перед заразными чужаками именно африканского происхождения.
Тревога перед чужими инфекциями терзала также представителей советской политической элиты. В записке, направленной в ЦК КПСС 7 июля 1980 года (то есть перед самым началом Олимпиады), министр здравоохранения СССР успокаивает высокое партийное начальство:
Инфекции, передающиеся через кровососущих переносчиков, такие, как желтая лихорадка и японский (комариный) энцефалит, встречаются в некоторых странах. ‹…› Однако, даже в случае их завоза в олимпийские города (Москву, Киев, Таллин, Минск, Ленинград), они не будут распространяться, так как в этих городах нет специфических переносчиков этих болезней — комаров тропических стран
[576].
Несмотря на то что министр был настроен менее тревожно, чем члены ЦК, страх перед экзотическими инфекциями все-таки повлек за собой профилактические меры. Некоторые из них, как мы узнаем из той же докладной записки, носили довольно массовый характер:
Во всех олимпийских городах проведена дифференцированная подготовка медицинских кадров по клинике, диагностике, лечению и профилактике карантинных заболеваний и геморрагических вирусных лихорадок. ‹…› В мае этого года во всех олимпийских городах, а также на железных дорогах проведены учения с целью отработки вопросов организации и проведения мероприятий на случай выявления больного карантинным или другим опасным инфекционным заболеванием. ‹…› Министерство здравоохранения закупило специальные защитные устройства для содержания больных особо опасными инфекциями, которые смонтированы на базе инфекционной больницы № 1 г. Москвы ‹…› Проведены профилактические прививки против холеры персоналу, обслуживающему олимпийские объекты во всех городах, где будут проходить Игры, только в г. Москве привито холероген-анатоксином около 45 000 чел.
[577]
