«Паника вместо торжества»: диверсанты со шприцами на советском празднике
В 1957 году в СССР проходит Всемирный фестиваль молодежи и студентов, куда приезжает множество иностранных гостей. Это было что-то невероятное — после нескольких десятилетий репрессий, голода, страха и почти полной изоляции в Москве вдруг появляются «другие люди» — десятки тысяч иностранцев, с которыми можно вместе смотреть кино, гулять и общаться. В столице специально покрасили все заборы в зеленый цвет, в уборных студенческих общежитий на месте дырок поставили унитазы и стали продавать красиво оформленную еду
[622]. При этом партийное руководство считало, что советских людей надо все-таки аккуратно удерживать от слишком активного общения с иностранными гостями. Сначала, как записал в своем дневнике литературовед Ромэн Назиров, «Москва больше присутствовала, чем участвовала в Фестивале. Кордоны милиции, отделяющей толпу от „inostrancov“ во время шествий и манифестации, еще удерживали порядок». Но через несколько дней стало понятно, что сдерживать людей не удастся: «фестивальное мельничное колесо набрало разгону. Милиция бессильно опустила руки при виде наводнения семи, или сколько там, миллионов жителей Москвы»
[623].
Такое бесконтрольное братание советских людей с иностранцами не могло не вызывать тревогу среди партийных руководителей. Екатерина Фурцева, будущий министр культуры СССР, а в 1957 году секретарь московского горкома КПСС, перед началом фестиваля предупреждает московских коллег о возможных провокациях иностранцев, которые стремятся отравить советских людей:
Есть слухи, что завезут инфекционные заболевания, начали проводить прививку. В то же время было четыре случая каких-то уколов совершено в магазинах, когда девушка стояла в очереди за продуктами, подходит человек, в руку делает укол. Пострадавшие находятся в больнице, состояние их хорошее. Это делается врагами, чтобы создать панику вместо торжества
[624].
Точно такие же истории в этот год можно было бы услышать не только в кабинетах высокого партийного начальства. Например, бурятский студент предупреждает в письме об инфекционных диверсиях, которые готовят иностранцы: «В Москве всем делают противочумные прививки, ибо среди участников фестиваля (наши думают) будут люди, которые привезут ампулы с чумной бактерией»
[625]. Оружием подлого «инфекционного террориста», действующего на территории СССР, становятся уже не бомбы, а пробирки, ампулы и шприцы.
Как мы видим из этих примеров, сюжет об «инфекционном террористе» был актуален не только во время Корейской и Вьетнамской войн, но и в мирное время, ведь фигура внешнего врага, мечтающего посеять на нашей земле болезни и смерть, жила в воображении людей по обе стороны «железного занавеса» на протяжении всей холодной войны. Но особенно актуальным этот сюжет становился, когда в советскую страну приезжало много иностранцев, и поэтому второй всплеск подобных историй произошел во время нового нашествия иностранцев — Олимпиады-80:
Дедушкина жена приезжала (из Москвы на дачу. — А. А., А. К.), привозила истории. Она в коммуналке жила, и ей там какие-то истории рассказывали про вот эти вот ужасные уколы, иголки вот эти, которые иностранцы подкладывали. Что значит вот они заходят в троллейбусы, там общаются с людьми и как-то кладут, какие-то препараты, ну чтобы человек укололся как-то так делают, и там… то ли лекарство, то ли яд — в общем, ты заболеваешь, долго болеешь, умираешь. Это прививка какой-то плохой болезни, которой у нас не было. Что ее понавезли, значит, вот эти вот [иностранцы]
[626].
Так история об «инфекционном терроризме», родившаяся из военных страхов по поводу нового («бактериологического») оружия, окрепла благодаря усилиям военной пропаганды, а потом нашла себе применение и в мирной жизни. Она стала удобным способом объяснить пугающие природные явления и выразить тревогу перед чужаками, которые вдруг и в непривычно больших количествах оказываются рядом.
Смерть вместо прививки: коварная услуга врачей-убийц
«Дело врачей» до «дела врачей»
В какой-то больнице за железной дорогой, рассказывают студенты, на днях арестована одна доктор по национальности еврейка. Она систематически заражала клиентов туберкулезным заболеванием через питье и воду, которую она сознательно отравляла. У нее на квартире под полом во время обыска нашли очень много коробочек с ампулами туберкулезной отравы в жидкости. Все коробочки были с надписями на английском языке и американской марки. Упомянутая доктор отравила туберкулезом много больных, из которых 17 уже нельзя спасти от смерти
[627].
В этой главе мы уже встречали истории с подобными сюжетами — о злодеях, отравляющих советских людей смертельно опасными болезнями. Многие читатели, хорошо знакомые с советской историей, решат, что речь идет о страхе перед медиками, который поразил советских людей во время так называемого «дела врачей» — антисемитской кампании, развязанной Сталиным. В газете «Правда» от 13 января 1953 года девять врачей были обвинены в убийстве партийных деятелей Андрея Жданова и Александра Щербакова. Там утверждалось, что медики, «используя свое положение врачей и злоупотребляя доверием больных, преднамеренно злодейски подрывали здоровье последних… ставили им неправильные диагнозы… а затем неправильным лечением губили их». В постановлении также сообщалось, что целью «врачей-отравителей» было «подорвать здоровье руководящих советских военных кадров, вывести их из строя и тем самым ослабить оборону страны», а действовали они по заданию иностранных разведок, в которые были завербованы через «еврейскую буржуазно-националистическую организацию „Джойнт“»
[628]. По всей стране пошла волна антисемитских слухов, направленных как против врачей вообще, так и против евреев, не имеющих отношения к медицине.
Однако слух о туберкулезных прививках, с которого мы начали этот раздел, был записан осведомителями МГБ за год до начала этой кампании, в мае 1952 года в Вильнюсе. Мало того, в столице Литовской ССР подобные слухи фиксировалось в огромных количествах на протяжении конца весны и лета. Литовское МГБ с ужасом констатировало, что «слухи приняли массовый характер и стали затруднять работу лечебных учреждений. В ряде больниц и клиник Республики имели место случаи отказа больных от приема уколов, несмотря на то что последние по состоянию здоровья нуждаются в их применении»
[629]. Паника, которая воцарилась в городе, произошла потому, что в Литве «имеют место случаи распространения провокационных слухов о заражении больных, находящихся на излечении в больницах инфекционными болезнями, путем инъекций и уколов. Эти действия якобы осуществляются врачами еврейской национальности»
[630]. Агенты МГБ предприняли много попыток найти источник слухов, порочащих советскую медицину, и разработали план «агентурно-оперативных мероприятий по расследованию фактов провокационных слухов о заражении населения Литовской ССР инфекционными болезнями». Им пришлось внедрять агентов в самые разные точки распространения слухов: от биофака Вильнюсского госуниверситета до железнодорожного депо. И кстати, тот факт, что большинство слухов о заражении раком и опасных евреях (см. ниже) «гнездились» (по выражению чекистов) на биологическом факультете, убедительно показывает, что высшее профильное образование совершенно не мешает верить самым диким историям и передавать их дальше. Вильнюсский биофак оказался той чашкой Петри, в которой размножались слухи о злодействах врачей-евреев, являющихся к тому же агентами Запада:
