Через дюжину лет после падения Империи на измученные войной, болезнями и недородами земли начал возвращаться порядок. Условный, разумеется, но лучше такой, чем никакого.
На старых башнях королевских замков взметнулись ввысь стяги с новыми гербами. Как правило, они принадлежали тем, кто оказался чуть сильнее и предприимчивее остальных – удалым командирам отрядов наемников, умелым авантюристам, а то и вовсе атаманам крепких разбойничьих шаек. Кстати, именно последние оказывались самыми верными блюстителями новых законов. Одно дело, когда грабишь ты и чужое, другое – когда другие и твое.
Некоторые из новоявленных королей, кстати, иногда охотно заключали браки с уцелевшими представителями благородных фамилий. Время изменилось, но титулы-то остались, верно? Старая кровь есть старая кровь.
Бывшие господа охотно соглашались на браки своих дочерей с этими удальцами. Во-первых, это гарантировало им хоть какую-то, но защиту от напастей, во-вторых, за руки дочерей можно было получить неплохую мзду. Титул – это здорово, но съесть его не получится, верно?
И самое главное – новые короли не грызлись между собой, по крайней мере – пока. Они кое-как договорились о разделе территорий и теперь приводили в порядок доставшиеся им земли. И даже смогли отвесить хорошего пинка эльфам, которые, окончательно оправившись от разгрома, случившегося много лет назад, попытались снова прибрать к рукам Фольдштейн. В результате Меллобара вышвырнули обратно за реку, после чего тот торжественно заявил, что ноги эльфийской больше на людских землях никто никогда не увидит. Ему, разумеется, не поверили, но этого и не требовалось. Людям нужен был мир, хотя бы ненадолго. И не только с эльфами, но и друг с другом.
Города уже приобрели более-менее жилой вид, но деревенькам вроде Кранненхерста раны было залечивать куда сложнее. Казалось бы, должно быть наоборот, но увы, увы… Слишком много жизней унесло десятилетие войн. Слишком много.
– И корчму спалили, – недовольно буркнул первый всадник. – Куда это годится? Эй, селянин, а что же это вы едальню по новой не отстроили?
– Отстраивали, – охотно ответил всаднику мужичок средних лет, волокущий куда-то две березовые жерди. – Даже два раза. После первого разгрома сам старый Иоганн постарался, корчма лучше прежней получилась. С годик постояла, а после пришел Кривой Орро и вместе с Иоганном ее того! После еще раз стены под крышу подвели, это уже сынок покойного корчмаря постарался. Ну он нам говорил, что сыном Литке приходится, а так кто знает? Мы его до того тут не видели. Только все же, думаю, сын, потому как и его сожгли вместе с домом. Фамильное это у них, надо думать.
– Они всегда так много говорят? – спросил молодой всадник у старшего товарища.
– Да, – невозмутимо ответил тот. – Привыкай.
– Ужас, – вздохнул юноша.
– А нечего было со мной сюда переться. Так что – цыц!
– Дело к вечеру, – заметил мужичок. – В лесу по нынешним временам ночевать и холодно, и небезопасно. Если есть пяток медяков, выделю и вам, господин, и дочурке вашей место для ночлега. И ужином накормлю!
– Пять медяков? Дешевеет жизнь. Раньше за такое серебрушку брали. А то и две.
– Раньше у каждого кубышка была в огороде зарыта, – пояснил селянин. – А нынче на базар ехать не с чем. Продавать нечего, покупать не на что. У нас вон четыре топора на всю деревню осталось. И дождь третье лето льет не переставая, овощ в земле гниет. Но ежели есть желание серебрушку заплатить, так я не против!
Лето и впрямь было пакостное, оба всадника с этим утверждением были полностью согласны. На дворе начало августа, а ночи такие, что под утро зуб на зуб от холода не попадает.
– Плохо, – посочувствовал собеседнику старший всадник. – Но нам приют не нужен, мы куда надо еще до темноты точно доберемся.
Он пришпорил лошадь и направился к дороге, по которой никто давным-давно не ездил, – той, что вела к развалинам старого замка.
– Ох ты! – селянин почесал затылок, отчего его шапка съехала на лоб. – То-то мне его рожа знакомой показалась!
Он прихватил жердины под мышки и шустро посеменил к одному из домов.
Всадники же тем временем уже двигались по дороге, которая все круче и круче забирала вверх.
– Дядя Карл, а как он догадался, что я девушка? – поинтересовалась владелица шпаги за спиной у своего спутника, хитро сверкнув своими голубыми глазами и заправив под щегольскую шляпу выбившийся черный локон.
– У него небось свои такие дома сидят, и все не замужем, – хмыкнул дядя Карл. – Поди такого обмани мужской одеждой. Глаз-то наметанный. Ох, вот навязалась ты на мою голову, Люсиль! И столько же от тебя неудобств!
Люсиль, впрочем, это ворчание привычно пропустила мимо ушей – она к нему привыкла за то время, что они путешествовали вместе. Да и до того, дома, в Халифатах, дядя Карл, случалось, задавал ей трепку, когда она слишком проказничала. Словами, разумеется, – до физических наказаний или чего другого дело никогда не доходило. Он ее слишком любил, чтобы позволить себе подобное.
Правда, в их доме, где, помимо самой Люсиль, жили еще тетя Агнесс и тетя Эмбер, дядя Карл появлялся далеко не каждый день. Чаще всего он был в отъезде, выполняя очередное поручение Сафара, повелителя Халифатов. За последние десять лет Карл Фальк прославился в тех землях как умелый воитель и сильный маг, потому Сафар особо ему благоволил; эта приязнь монарха выражалась в щедрых дарах и опасных заданиях. Впрочем, Фальк никогда на судьбу не роптал, такой образ жизни его устраивал. Дома сидеть он не любил, как и тетя Эмбер, которая, бывало, составляла ему компанию путешествиях.
Так что, по большому счету, Люсиль воспитывала тетя Агнесс. Вот так вышло – у всех ее подружек имелись одна мама и один папа (если повезет), а у нее только две тети и один дядя. Как так получилось? Секрета никто из этого не делал, она с самого детства знала, что ее настоящих папу и маму сожгли злые люди на костре, и все, что от них осталось, – это амулет на цепочке, который она никогда не снимала с шеи. Еще имелся золотой перстень, лежащий в шкатулке, когда-то принадлежавший другому ее дяде, которого звали Гарольд. Он тоже погиб. Но его не сожгли, он пал в бою, так же как дядя Мартин, тетя Фриша, дядя Реван, тетя Миралинда и другие ее родичи. От них, правда, даже перстней не осталось, но их имена Люсиль знала с детства. Иногда ей даже казалось, что все эти люди на минуточку вышли за дверь, но скоро вернутся, и она с ними наконец-то познакомится.
А еще как-то раз, когда ей было лет восемь, она услышала обрывки странного разговора. Дядя Карл, который вернулся после долгого отсутствия, за что-то ругал тетю Агнесс, то и дело поминая некую Луару и говоря, что так, как она (то есть тетя Агнесс), поступать нельзя. Тетя ему возражала, говоря о том, что Рози они все знали, а эту Луару никто толком не видел даже.
Люсиль ничего из этого разговора не поняла, а наутро и вовсе его забыла. Луара какая-то… Ерунда это все. Маму звали Рози, папу – Эраст, солнце встает утром, луна появляется вечером. Все просто и понятно.
