Дик Лоуэр присоединился к гонке 25 мая 1968 года. Донором был Брюс Такер, 56-летний чернокожий работник фабрики по упаковке яиц. После работы он выпил с другом, а по дороге домой упал и ударился головой о тротуар. В 18:00 его привезли в больницу без сознания с сильнейшей травмой головы. Нейрохирурги увезли его в операционную, но на следующий день один из врачей написал: «Шансов на выздоровление нет. Смерть неминуема». В 13:00, после того как ЭЭГ
[89] не показала никакой мозговой активности, другие неврологи согласились с таким прогнозом.
Юма и Лоуэра оповестили. Юм обратился в полицию с просьбой отыскать ближайших родственников того мужчины. Сложно сказать, насколько активно они искали, но в 14:30 полицейские сообщили Юму, что родственников найти невозможно. Получив разрешение на извлечение органов от государственного судмедэксперта, Юм убедил Лоуэра действовать как можно скорее. Аппарат искусственной вентиляции легких был отключен в 15:30, и спустя несколько минут после того, как сердцебиение Такера прекратилось, Лоуэр начал вскрывать его грудную клетку. Сердце и почки были извлечены, и Лоуэр приступил к своей первой пересадке человеческого сердца. Лоуэр, возможно, был в то время самым опытным кардиохирургом-трансплантологом в мире, поскольку провел сотни пересадок сердца у собак. Как и ожидалось, операция прошла успешно, и реципиент Джозеф Клетт наслаждался даром от Брюса Такера целую неделю, пока не умер от отторжения.
После утраты функции мозга не остается ничего, кроме биологических процессов. Пациент мертв, несмотря на то, что тело его живет и некоторые из жизненно важных функций сохраняются.
Через несколько дней после трансплантации нашлись наконец братья Такера, которые пришли в морг, чтобы опознать тело. Только там они узнали, что их брат умер в больнице в одиночестве, а его органы были извлечены для пересадки без согласия родственников. Эта новость стала тяжелым ударом для семьи. Кроме того, Такера отвезли в операционную, пока его сердце еще билось. Да, неврологи констатировали смерть мозга, но все эти события произошли за три месяца до того, как такой диагноз был определен в американской литературе, и более чем за 10 лет до того, как смерть мозга стала по закону синонимична смерти. Я могу только представить себе, насколько сильно эта трагедия повлияла на семью Такера, учитывая, что дело происходило в Ричмонде, Вирджиния, в 1960-е годы – не самом гостеприимном месте для темнокожих в США.
Братья Такеры подали в суд на Юма и Лоуэра. Их дело рассматривалось в гражданском суде в течение семи дней. Такеров представлял Дуглас Уайлдер, который позднее стал сенатором, а в 1990 году – губернатором Вирджинии. Это был первый афроамериканский губернатор в истории США. Уайлдер заявил, что «команда трансплантологов разработала бесчестный план использования сердца Брюса Такера и ускорила его смерть, отключив систему жизнеобеспечения». Он также сделал акцент на том, что Такер был признан «неопознанным мертвецом» и причислен к «безликой черной массе общества».
В начале слушаний судья попросил присяжных придерживаться «законного определения смерти и отрицать попытки защиты применить медицинский концепт неврологической смерти в качестве законной». Юм и Лоуэр рисковали проиграть дело, но им помогла статья о смерти мозга, опубликованная в «Журнале Американской медицинской ассоциации», которую одобрили уважаемые ученые того времени. Команда Юма и Лоуэра доказала, что на момент смерти мозга Такер уже был мертв, поэтому извлечение сердца не могло его убить. В списке их свидетелей значился доктор Джозеф Флетчер, авторитетный профессор и биоэтик. Флетчер убедительно описал состояние Такера на момент извлечения органов следующим образом: «После утраты функции мозга не остается ничего, кроме биологических процессов. Пациент мертв, несмотря на то что тело его живет и некоторые из жизненно важных функций продолжаются. Он может быть технически «жив», но не являться при этом личностью. Как личность он, вне всяких сомнений, мертв».
В 1968 году была проведена 101 трансплантация в 26 странах. Каждая крупная больница хотела открыть трансплантационную программу.
После 77 минут обсуждений присяжные вынесли вердикт – «невиновны». Извлечение сердца Такера не вызвало и не ускорило его смерть. После завершения судебного разбирательства Юм уверенно говорил об их победе прессе: «Это просто выстраивает закон в одну линию с медицинским мнением… Я считаю, что данная проблема должна быть решена и что наша победа значительно повлияет на медицинское сообщество на многие годы». Он оказался прав.
В результате этого дела Брюсу Такеру и его семье был нанесен большой ущерб. Юм и Лоуэр так хотели совершить пересадку сердца, что не задумались о чувствах Такеров. Это противоречит моему главному убеждению, связанному с трансплантацией: доноры и их семьи также являются нашими пациентами. Они настоящие герои, благодаря которым трансплантация становится возможной, и они тоже должны извлечь какую-то пользу из происходящего. Тот факт, что Такер был мертв (или хотя бы не жив), не означает отсутствия у семьи прав на его тело, хотя его и покинула душа. Юм и Лоуэр пренебрегли этим.
Развитие области сердечных трансплантаций после первой операции, проведенной Барнардом, сравнимо с ростом числа полетов, после того как братья Райт продемонстрировали потенциал самолета в 1903 году. До их успеха лишь немногие могли поверить, что это возможно, но потом всего за год множество пилотов совершили более 100 полетов. То же самое произошло и с пересадкой сердца. В 1968 году была проведена 101 трансплантация в 26 разных странах. Каждая крупная больница хотела открыть трансплантационную программу, и все выдающиеся кардиохирурги мира поддались коллективному давлению.
Прекрасным примером может служить Дентон Кули из Хьюстона, один из наиболее одаренных кардиохирургов в мире. Услышав о первой успешной трансплантации, проведенной Барнардом, он отправил ему телеграмму со словами: «Поздравляю с первой трансплантацией, Крис. Скоро я доложу о своей первой сотне». И он не шутил. Через несколько месяцев, в апреле 1968 года, он провел свою первую пересадку сердца. На то, чтобы вшить орган, у него ушло 35 минут. Его пациент выписался из больницы и даже вернулся на работу (хотя через 7 месяцев он умер). К концу 1968 года на счету Кули было уже 17 пересадок сердца, но только два пациента прожили дольше шести месяцев. Кули был первоклассным хирургом, но не трансплантологом. В середине 1969 года он закрыл свою трансплантационную программу, и так поступили руководители практически всех подобных программ в стране. Из-за неутешительных результатов доноров было сложно найти, и количество согласий на пересадку оставалось очень маленьким.
Рой Калн описал ситуацию так:
«В глазах медиа сама операция гораздо важнее долгосрочного благополучия пациента, ради которого трансплантация и проводится… Результаты операций обычно оказывались удовлетворительными, но большинство кардиохирургов были мало знакомы с трансплантационной иммунологией, иммуносупрессией и мерами предотвращения деструктивного отторжения. Все несчастные пациенты скончались, удовлетворив честолюбивые стремления своих хирургов. Серия поражений крайне негативно сказалась на репутации трансплантологии и привела к мораторию на пересадку сердца. Исключение составляли лишь несколько центров, где процедура могла быть проведена в необходимых условиях».
