– Это манна небесная, – зло заявила собеседница.
– С неба упала, что ли? – уточнила я.
– С шестого этажа стройки на площадку, где эти гуляли, упала манна небесная в виде куска пенопласта. Его тут же раскрошили, и эти шарики разносит ветром по всей территории школы. Все налипает на одежде, – пояснила разгневанная Марина Павловна. – Меня руками не трогать, а то все на вас останется.
– Зачем вы вообще тут бегаете?
– Я же в лагере. Надзираю за мелкими. Сейчас время игр на свежем воздухе, в данном случае, все играют с пенопластом. Чертова стройка. Больше не буду им обеды продавать.
– Чего не будете больше? – с огромным удивлением спросила Ленка.
– Торгую вольными хлебами. То, что остается в столовой, мы с сотрудниками продаем на стройку.
– Столовским дельцам сам бог велел воровать, но вы-то здесь причем? – на этот раз насторожилась я.
– Потому что я росла в той стране, откуда приехали эти рабочие. Я выступаю переводчиком и беру за это процент. Они же не разговаривают по-русски, – пояснила Марина Павловна. Мы с Ленкой замолкли, переваривая новость.
– Да, круто мы ошиблись в выборе профильного языка, – пробормотала подруга.
* * *
Добравшись до прохладного кабинета, мы написали свои отчеты очень быстро и почти полностью. Осталось указать данные всего по двум классам, а их журналы были у завуча на проверке. Именно на эти классы приходилось больше всего троек, потому что дети катастрофически не тянули программу, а по муниципальной квоте на двоечников мы и так преодолели все мыслимые пороги. Поэтому приходилось врать по просьбе начальства самому же начальству, чтобы создать картину благополучного учебного заведения. Из-за запрета на двойки у нас в распоряжении остались всего три оценки, и все три были положительными. Единицу традиционно не ставили, двойки запретили. Осталось три балла, которые не отражают реального положения дел. Вранье вообще пронизывало систему школьного образования. Если дети не могут освоить программу, то это автоматически ставится в вину учителю. Ему советуют почитать книги по детской психологии, найти индивидуальный подход к каждому ученику и вообще работать лучше. Но как можно найти подход к мальчику из шестого класса, ползающему на уроках в проходах между стульями и на которого я чуть было не наступила? Или к его соседу по парте, который даже по-русски читает по слогам и не помнит таблицу умножения? А как быть с девочкой, которая из принципа не носит учебник и тетрадь и у которой в седьмом классе уже два аборта за плечами? Как поступить с уже известной Усовой, дерущейся с учителями? Что делать, если ученики девятого класса приходят в кабинет, и от них разит алкоголем так, что ко мне потом подозрительно принюхиваются коллеги? Как быть с мальчиком, который из-за нарушений внимания не может даже дослушать задание до конца? А с девицей седьмого класса, которая путает треугольник и квадрат? При условии, что трогать детей и пытаться у них что-то отобрать нельзя, как поступить, когда учителю нагло светят в глаза лазерной указкой? И вообще, чему можно научить детей в промежутках между воплями ради поддержания дисциплины? Поэтому мы вынуждены рисовать оценки, и дети это понимают. От этого они наглеют еще сильнее и перестают учиться вообще. Тогда нам приходится рисовать еще больше оценок. И они наглеют вновь…
Раз уж меня сносит в рассуждения об образовании, то скажу, что результат учебы зависит исключительно от желания ученика. Да, сейчас положено вести уроки, чуть ли не с бубном танцуя вокруг детей. Да, при их должной мотивации это даст плоды, и с этим не надо спорить. Но если они инстинктивно отвергают любые попытки их научить, то вождение хороводов вокруг них не даст ничего. Учитель должен заинтересовать детей? Это верно. Но сначала нужно перекричать их, чтобы заинтересовать. Если провести аналогию со стоматологией, то врач не сможет работать, если пациент не открывает рот. Разумеется, вопросов к врачу не возникнет. Ну не открывает рот этот пациент, не силой ведь разжимать челюсти! Захочет лечиться – сам рот разинет. Зато в образовании ученик делает то же самое, отгораживаясь от знаний, а виноват учитель. Стоматолог не разжимает пациенту челюсти насильно, если он сам не хочет лечиться. А учителя вынуждены заниматься именно этим.
Постоянное вранье в образовании способствует росту преступности, что и было продемонстрировано гибелью министра. Которую сейчас вновь обдумывала Ленка с блестящими глазами. Обычно такой вид у нее бывает, когда она вспоминает токсические свойства метгемоглобинобразующих ядов.
– Я уже поняла, что без экспериментов нам не обойтись. Твоя мысль была верной, – заявила она с подозрительной улыбкой. – А сейчас я поняла, что именно нам нужно проверить. Первое: сколько было Переносчиков. Так мы установим количество заговорщиков, а с учетом того, что мы по физическим габаритам тоже среднестатистические, эксперимент даст хотя бы количество участников.
– Как мы проверим число Переносчиков?
– Министр был совершенно обыкновенной комплекции. Около семидесяти-восьмидесяти килограммов. Нужно проверить, сколько человек могут поднять подобный вес.
– Кто должен участвовать? И что такое весом под восемьдесят кило мы найдем и поднимем? – спросила я. – Мне не хочется думать, что придется носить штангу.
– Мы и будем участвовать. Мы вполне среднестатистические. А вот с объектом переноски дело будет сложнее. Пока что мне в голову приходит одна ерунда…
– Это обязательно должен быть человек? Нельзя ли взять станок в мастерской у трудовика?
– Я как раз об этом. Можно поднять какой-нибудь станок. Еще нужно будет надеть каблуки, – добавила Ленка, – и наденешь ты, потому что нам надо уравнять рост.
– Где я достану туфли на каблуках?
Несмотря на невысокий рост, я никогда не надевала этой изуверской обуви. Ходящие на цыпочках люди не кажутся мне красивыми и солидными, хотя общество уверено в обратном. Тем более в условиях нашей школы, где есть риск быть сбитой с ног и вытолкнутой с лестницы, нужно твердо держаться на земле и желательно всеми конечностями одновременно. Дресс-код у нас обусловлен требованиями безопасности. Я бы дополнила его резиновой дубинкой для учителей…
– Туфли есть в шкафу. Вика ушла в отпуск и оставила сменку. У вас с ней должен быть похожий размер.
– Я не привыкла носить каблуки, поэтому опыт будет неубедительный. Я свалюсь на первом же метре, – попыталась возразить я, – и вообще, по такому случаю Цокотуха могла снять туфли, чтобы не навернуться с непривычки.
Ленка помрачнела, а я воспряла духом.
– Ладно…это мы учтем. Но вычислить количество переносчиков мы можем и без туфель! – заключила подруга. – Идем позориться!
Мы отправились в мрачные мастерские, располагающиеся в отдельной пристройке к первому этажу.
– Говорить с ним будешь ты, – предупредила я. Подруга не отреагировала.
Иван Андреевич нашелся за столом учителя, который был плохо виден из-за станков. Трудовик заполнял отчет, низко склонившись над ним. Опять где-то забыл футляр с очками.
