Александр Коваленский.
1920-е
В то время мистический опыт, в избытке пережитый людьми за годы революции и войны, становился для таких, как Коваленский, личным “фаустовским” путем искания Истины. Разрыв эпохи обнажал бездну, из которой появлялись и разнообразные “рыцари-розенкрейцеры” (например, знаменитый в Москве поэт-импровизатор Борис Зубакин), и последователи Рериха с их поиском Шамбалы, и многочисленные группы любителей оккультного знания, куда входили многие актеры, режиссеры, историки, искусствоведы.
Так как Коваленский, как и многие другие, не мог издавать свои стихи, он ушел в детскую литературу, а потом нашел себе работу в артели по производству игрушек. Он делал модели самолетов, машин и даже в какой-то момент заведовал в калужской тюрьме производством моделей игрушек. В своей автобиографии он писал: “С 1930 года я все более и более втягивался в работу над конструкциями авиационных двигателей, моделей и полуфабрикатов. С 1931 года начал работать в Комитете по оборонному изобретательству при ЦС ОАХ СССР, затем в Авиатресте, конструктором-консультантом, а с 1933 года – <…> по организации новых производств в Исправительно-трудовых колониях, где проработал до 1938 года (УНКВД)”
[40]. Видно, как он старался вписаться в новую реальность, если даже его не испугал пятилетний опыт работы в системе НКВД.
Тем не менее для Даниила Андреева Александр Коваленский – средоточие скрытых талантов и тайн.
Наверное, именно поэтому Коваленский становится прототипом главного героя потаенного романа “Странники ночи” – Адриана. Даниил Андреев начал писать роман в 1937 году, в котором пытался рассказать о мрачной эпохе арестов и ссылок, о московских углах, где продолжала теплиться культурная и религиозная жизнь. Люцифер, о котором Коваленский писал стихи и чьим предстоятелем себя иногда называл, оживет в этом герое. Идея, которую Даниил Андреев вложил в образ Адриана, состояла в том, что то зло, которое торжествует теперь на земле, Христу так и не удалось победить, поэтому ему придется повторить подвиг Спасителя – вызвать на себя смерть с последующим воскресеньем для пересотворения мира. Даниил Андреев, в комнате которого висел врубелевский “Демон поверженный”, называемый им “демоническим инфрапортретом” и “Иконой Люцифера”, – видел в фигуре Адриана из “Странников ночи” образ богоборца, который считает, что в его руках спасение человечества от нового зла. В конце романа Адриан избавляется от безумного замысла; его спасает любовь Ирины Глинской, в которой несомненно прочитывались черты двоюродной сестры Данииила – Шурочки.
После войны Даниил Андреев возобновил работу над романом. В доме появился новый человек – Алла, жена Даниила. Стал возникать дом-салон с гостями и читкой отдельных глав вслух, что в тех условиях было невероятно опасно. И хотя роман читался в основном близким людям, в окружении оказался человек, передавший роман в руки чекистов. Всех, кто слышал, читал или даже просто знал о существовании романа, арестовали в 1947 году. Сначала увели Даниила и Аллу Андреевых. Затем Коваленского. Осталась одна Шурочка Доброва. Когда ее забирали, девочка-соседка услышала страшный крик: “Что с ним?!” Это Шурочка требовала, чтобы ей сказали о судьбе любимого мужа. Ее увели. По радио в это время играли 2-й концерт Рахманинова – почему-то запомнила девочка. Сам Даниил Андреев через несколько дней после ареста привел следователей МГБ к своему дому, где под крыльцом был закопан последний экземпляр романа.
Шурочка отсидела срок в Мордовском лагере Потьма и уже к концу срока смертельно заболела и умерла, а больной с юных лет Александр Коваленский – выжил. Освободившись, он поехал в Мордовский лагерь и забрал оттуда тело жены. Ему удалось даже похоронить ее в общей могиле Добровых на Новодевичьем кладбище. Он написал Даниилу Андрееву жесткое письмо (он всегда был убежден, что именно его беспечность разрушила все их жизни).
“Я совершенно уверен, – писал Коваленский Даниилу Андрееву в тюрьму, – что, кроме тепла, у нее не осталось к вам другого чувства. Во всем случившемся она видела именно развязывание узлов, завязанных нами самими и ею в том числе, но как и почему – я говорить сейчас не в состоянии… Да, я видел то, что дается немногим. И под этим Светом меркнет всё без исключения. Я не понимаю и, вероятно, никогда не пойму, почему именно мне, такому, как я был и есть, дан был такой неоценимый дар? И пока я пыжился что-то понять, читал, изучал, сочинял стихи и прозу – она шла и шла по единственной прямой, кратчайшей дороге. И пришла туда, куда я не доползу без ее помощи и через тысячу лет. Но я знаю, я чувствую, что эта помощь есть…”
Это письмо хранилось у Аллы Андреевой, и на сегодняшний день опубликован лишь его небольшой фрагмент в книге Бориса Романова о Данииле Андрееве
[41].
После возвращения из лагеря в Москве у Коваленского уже не было ни дома, ни угла. Их комнаты в Добровском доме были заселены другими людьми. Он скитался по друзьям и знакомым. Приходил к подруге юности Даниила Зое Киселевой. Она была абсолютная красавица и вела тайную жизнь катакомбной христианки. Много катакомбников после уничтожения мечёвской общины
[42] было прихожанами в храме Ильи Обыденного. Но уцелеть в Москве могли только семейные, годами проверенные общины. Многие из них считали, что живут в СССР в условиях оккупации. Эти семьи были очень осторожны и не пускали к себе даже знакомых. Но у Киселевых Коваленского кормили и поили, и на какое-то время ему показалось, что он сможет с Зоей соединить свою жизнь. Зое он тоже очень нравился, но теперь уже в дело вмешались родственники, и их разлучили.
Еще одна женщина издалека, но очень долго была влюблена в Коваленского. Я нашла ее имя – это Елена Павловна Омарова
[43], одноклассница Даниила Андреева. Именно у нее, вероятно, и хранился архив Коваленского, умершего в 1968 году.
Когда мы с Галиной Мельник расшифровывали дневники Варвары Малахиевой-Мирович и пытались найти все ниточки, ведущие от Добровского дома, и, в частности, узнать о судьбе Александра Коваленского, то не оставляли попытки найти детей Елены Павловны. Было известно, что Елена (Нелли) Омарова, она же Нелли Леонова, училась в одном классе с Даниилом Андреевым и дружила с ним, он часто ездил к ней на дачу. Она преподавала французский язык, даже писала учебники, умерла в 1984 году. Ее дети были еще сравнительно молодыми людьми, и мы стали их искать. Мы искали в интернете адреса и телефоны на фамилию “Омаровы”, но все было безрезультатно. И тут Галя сделала остроумное предположение: а что если букву “о” в начале фамилии сменить на “а” и искать Амаровых. Я начала поиски. И как только обнаружился человек, которого звали Амаров Адриан Борисович, я почувствовала, что я у цели. Выяснилось, что он был инженером, и я довольно быстро нашла институт, где он работал. Институт был огромный, и, когда я туда позвонила, мне давали то один номер, то другой. И в конце концов, в отделе кадров мне сказали, что он недавно умер. Ниточка оборвалась.
