– Плохо, что люди так не умеют… – вздохнул Ярослав.
Ему было жаль птенцов, и в голове никак не укладывалось, что родные мама с папой, оказывается, уже забыли о них.
– Может быть, наоборот… – сказал дядя Миша. – Если бы мы так же легко, как птицы, забывали о смерти, мы бы, пожалуй, давно поубивали друг друга.
Глава 11
Пока Ярослав боролся с бессилием своими мальчишескими средствами, вымещая его в резких движениях и стремительной ходьбе, девчонки, оказывается, устроили погибшим птенчикам похороны. Гнездо обернули большим клетчатым носовым платком дяди Миши и уложили в старую коробку из-под кубиков. Выкопали, как полагается, ямку в земле у корней, насколько смогли глубокую, опустили туда коробку, и каждый, кто присутствовал при этом, бросил в ямку по горсточке сухой тёплой земли.
А народу собралось много: новость о погибших трясогузках практически мгновенно узнали все ученики тёти Марины. И неудивительно: Оксанка сама не поленилась всех обежать и рассказать в самых ужасных подробностях об этом происшествии. Это был её способ бороться с бессилием: как Ярослав выгонял его через движение, так Оксанка выбалтывала его каждому встречному и поперечному. И уже к следующему утру печальная тяжесть её оставила, а под кустом вырос аккуратненький могильный холмик, который был возведён под строгим Оксанкиным руководством. Даже крест поставили, склеив прозрачным скотчем палочки от эскимо. А на ветках над могилой птенцов каждый повязал цветную тряпочку или ленту.
Всё это и обнаружил Ярослав, когда на следующий день ноги сами принесли его к злополучному забору. А ещё рядом с холмиком в траве лежали несколько десятикопеечных монеток, ириска в прилипшем фантике, возвышалась пирамидка из камней, а на кресте висел неумело сплетённый венок. Оксанка деловито обкладывала птичью могилу белыми камушками, выбирая те, что покрупнее, и на вопросительный взгляд Ярослава объяснила:
– Вот, решила оградку обустроить.
Слова были не Оксанкиными, а будто какой-нибудь старой бабушки.
Олька и Олеся и с ними ещё одна девочка, такая же беленькая и мелкая, чьё имя Ярослав не помнил, принесли полевых цветов, но Оксанка тут же их сгребла и переложила в другом порядке, парочку забраковав и отбросив. Олеся надула губы.
– А тряпочки зачем? – спросил Ярослав.
– Бурхан! – важно ответила Оксанка. – Ты что, и бурхана не знаешь?
Ну и тон у неё при этом был – как у училки по английскому, когда кто-нибудь забывает самое простое слово вроде «тарелки» или «тетради».
– Не знаю! – сказал Ярослав с вызовом. – Ну и что?
Оксанка отвернулась, презрительно скривив губы. Весь её вид говорил о том, что Ярослав – тёмный человек, ничего не смыслящий в окружающем мире.
Ярослав не стал спорить и оправдываться, а, завернув за угол дома, потихонечку набрал в поисковой строке смартфона «бурхан» и стал читать, что это за штука такая. Сразу ему вывалилось несколько взаимоисключающих значений: были тут и священная гора, и божество, и Будда, и высший государственный титул, и мужское имя. Только хуже запутался. Вечером пришлось идти с вопросом к дяде Мише, и тот объяснил, что в их местности бурханами называют места, священные для бурят.
– А они зачем вообще нужны, бурханы? Это, что ли, такое бурятское кладбище, да? – спросил Ярослав.
– Кладбище? Почему кладбище? – Дядя Миша задумчиво потеребил бороду. – Вроде нет. Просто святилище. Подробнее я и сам толком не знаю. Как-то не интересовался никогда. Если в двух словах, это такое место, где обитают духи-покровители народа. Надо их радовать, приносить подарки. Обычно на бурханах оставляют гостинчики какие-нибудь из еды, монетки, лоскутки к веточкам привязывают. Правильно ли это – я не знаю.
И тут Ярослав наконец-то понял: ну вот же оно, вот! Вот что самое странное в дяде Мише! Он, взрослый человек, совершенно спокойно говорил: «Я не знаю». Запросто признавался, что у него нет ответа на какой-нибудь вопрос! Он даже плечами пожимал, когда сомневался. И сейчас пожал. Пальцы его заплетали в бороде маленькую светлую косичку, и Ярослав не был уверен, что дядя Миша делает это сознательно.
– Дядь Миш, – осторожно спросил Ярослав, – а ты правда учёный?
– Честное слово даю, – улыбнулся дядя Миша. – Кандидат биологических наук, если тебе интересно.
В отличие от дяди Миши родители Ярослава никогда ни в чём не сомневались. Они говорили уверенным тоном: «Надо сделать то-то и то-то», «Ты должен…», «Уважающий себя человек обязан…» На любой вопрос у них был готов ответ. Иногда это было всего лишь «мне некогда» или «не приставай с глупостями», но всякий раз Ярославу давали понять, что если не отвечают, то это не от незнания – просто тема не стоит разговора. Он, если подумать, ни разу не разговаривал с папой и мамой так, как сейчас мог поговорить с дядей Мишей или тётей Мариной.
Дома всегда было понятно, кто тут главный – конечно, родители (мама главнее, но папа почему-то думает, что наоборот). Когда Ярослав рассказывал, как прошёл день, это немного напоминало экзамен, где можно дать верный ответ, а можно и насажать ошибок, за которые немедленно снизят оценку и начнут стыдить. А вот дядя Миша оценок не ставил. Странно, он же преподаватель… Он правда преподаватель?
Дядя Миша не поленился перед сном посадить около себя Оксанку и долго и обстоятельно объяснял ей, что бурхан не могила. Погуглил что-то у себя на ноутбуке, и они вместе читали и рассматривали картинки, прижавшись плечом к плечу. С дивана то и дело слышалось дядь-Мишино «не знал» и «ну надо же, как любопытно!».
Пока они так сидели, Ярослав потихонечку искал в планшете, можно ли в домашних условиях выкормить птенца трясогузки, но, как это часто случается в Интернете, информация была самая противоречивая, а потому и ответ найти оказалось невозможно. Да и зачем?.. Вот узнал бы он точно, что да, можно выкормить или что нет, нельзя, – разве стало бы ему от этого легче?
Хоть Оксанка и просидела с отцом битый час, слушая про бурханы, под кустом всё осталось на своих местах – и крест, и ленточки, и монетки с конфетками. Их стало даже больше. А к концу недели о птичках все забыли за более важными делами.
Ярослав после того случая на время охладел к фотографии и стал усиленно лепить. Ему больше не хотелось смотреть, а хотелось постоянно что-то делать своими руками, самому. И сначала выходило, конечно, вкривь и вкось, но понемногу стало получаться. Вылепленные им птицы постепенно научились издавать глухой короткий свист, если дунуть изо всей силы, а там и запели не хуже, чем у тёти Марины.
Яна приходила на занятия вместе со всеми, но часто отвлекалась, поддразнивала малышню, а сама лепила некрасиво и неаккуратно – она ни капельки не старалась, а делала всё тяп-ляп, лишь бы побыстрее. И опять Ярослава кольнуло сомнение: ту, самую первую глиняную свистульку, птицу в ярком оперении, точно ли она слепила? Чем больше он наблюдал за Яной, тем меньше в это верил. Яна, пожалуй, даже аккуратно раскрасить такую свистульку не смогла бы: у неё бы просто не хватило терпения.
