Он позвал служанку, приказав наполнить ему ванну, и вдруг замер, услышав из-за дверей, где находилась пленница, пение. Прислушался. Странный мотив не походил ни на что знакомое ему. Он не напоминал урсулийских песен, хотя слова и исполнялись на местном языке:
«Что такое осень? Это ветер… вновь играет рваными цепями… Осень, доползём ли, долетим ли до ответа: что же будет с родиной и с нами?..» *
Он не дослушал. Ногой открыл двери в спальню, разъярённо глядя на Нику, которая лежала на кровати. Она замолчала, сделала безразличное лицо, стараясь не смотреть на него. Вид у неё был подозрительно торжествующий. Стайген вдруг понял, что хотел бы услышать продолжение песни, но уж больно слова напоминали ему о настроениях урсулийцев, о том, с чем он всё это время боролся.
Стайген попытался успокоиться и не выдать подозрений.
– Сама сочинила? – кратко спросил он, рассматривая соблазнительную пленницу. Нужно было сказать о своих намерениях, но он решил, что для этого требуется более подходящий момент. Сейчас он снова сорвётся и наговорит ей того, чего не следует.
– Нет, не сама. – Она поднялась и села. В зелёных глазах мелькнули смешливые огоньки. – Ты попал под дождь?
Ника не понимала, почему Стайген так на неё смотрит. Ворвался злющий, и теперь сверкает глазами, словно из них вот-вот вылетят серебристые молнии. Она просто попыталась разрядить обстановку, только бы не начать с ним пререкаться. Но выходило из рук вон плохо. Вряд ли погода испортила ему настроение – значит, дело в чём-то другом. С блестящих волос князя стекали капли воды, в воцарившейся тишине было слышно, как они падают на паркет.
– Как прошёл день? – язвительно спросил ан Эрикс, прервав молчание.
– Спрашиваешь? Ты ведь сам запер меня! – Она поднялась и сделала шаг ему навстречу. – Почему я должна оставаться здесь?!
– Я не собираюсь держать тебя в комнате вечно. Но пока так и не выяснил причин твоего сходства с Оливией да Штромм.
– Тебе так интересна моя биография? – спросила Ника, едва сдерживаясь, чтобы не сказать лишнего.
– Я узнаю то, что мне хочется, рано или поздно. У меня просто не было времени на тебя. Поверь, мои методы могут быть другими, не такими мирными, как тебе кажется. У меня лучший в Винкросе мастер пыток. Если я захочу, ты расскажешь мне всё, – холодным тоном произнёс Стайген.
– Ты что имеешь в виду? – приподняла она брови.
Это уже переходило все разумные пределы. Князь не шутил. Пока он на самом деле обращался с ней вполне сносно. Но не нужно забывать, где она находится – в диком мире, где жизнь человека ничего не стоит. Всё, что с ней происходило, пока цветочки. А вот дальше…
– Потом сама узнаешь, – сухо ответил ан Эрикс.
– Мне нечего больше говорить. Ты зря теряешь своё драгоценное время, – с обидой в голосе сказала она.
Те крохи желания и хорошего расположения к князю таяли на глазах. В такие моменты он был просто невыносим, и она сама не понимала, почему её тянет к этому странному арнианцу. Когда же он оставит попытки узнать, кто она такая?
– Я ничего не делаю зря. – Стайген двинулся ей навстречу, больно сжал подбородок ладонью, заставив смотреть на него.
Ника вырвалась, отскочила в сторону. Как же хотелось огреть чем-нибудь князя. Жаль, ничего под руками не было. В горле застрял комок обиды, мешающий нормально дышать.
– Ты!.. Не вздумай меня трогать, урод! И не подходи ко мне! Я тебя ненавижу, арнианская скотина! – непроизвольно вырвалось из неё.
Ника прикрыла глаза, ожидая ответного удара. Но вместо этого почувствовала его руки, которые обняли её, пытаясь успокоить. Мокрые волосы коснулись щеки. Он притянул её к себе и прижал.
– Ненавижу, – всхлипнула она, уткнувшись лицом во влажную, пахнущую дождём шёлковую рубашку.
– Продолжай. Давно я не слышал о себе правды, – хрипло прошептал Стайген, прикоснувшись губами к её макушке. Он и сам не знал, почему так относится к Нике и чего хочет добиться своими вопросами. Признания о возможном дальнем родстве с королевским родом?
– Пошёл ты! – выдохнула она, притихнув в его руках.
– Завтра мы с Его Величеством едем в город. Можешь гулять по территории, но вечером должна быть здесь, – услышала она его слова.
Так значит, решил пойти на уступки, только бы не просить прощения!
Он вдруг отпустил её, вышел, оставил одну. А Ника так и стояла посреди комнаты, тяжело дыша. Да что же с ней происходит? Почему она вообще столь странно ощущает себя в его присутствии, когда хочется одновременно убить князя и упасть в его объятия, чтобы почувствовать себя слабой. Не королевой – просто женщиной.
Да это наваждение какое-то!
Она легла, слушая шаги в гостиной. Кажется, он принял ванну. Что-то говорила служанка, в ответ раздавался его голос. Потом всё стихло.
Ника долго крутилась в кровати, обдумывая план мести. Пора было предпринять что-то посерьёзнее пустых угроз. Иначе он уничтожит её первый. Она не боялась переспать со Стайгеном ан Эриксом, дело было вовсе не в этом. Довольно опытная в интимных вопросах, она понимала, что это неизбежно, и, несмотря на ненависть и неприязнь, они оба взрослые люди и хотят одного и того же.
Дело было в моральной стороне вопроса, в её странном положении, и в его агрессии к повстанцам. С ним невозможно договориться. Он просто не оставит её в живых, убьёт так же хладнокровно, как сделал тот солдат с её матерью во сне.
Они со Стайгеном одинаковые… И в то же время находятся по разную сторону баррикад.
Завтра, во что бы то ни стало, нужно отыскать Мартина. Другой возможности сбежать может и не найтись. Её пугало то чувство, которое она начинала испытывать к князю. Это не было любовью, не было одним лишь желанием тела. Странное ощущение, когда точно знаешь, что просто не можешь быть с ним, и против одного аргумента есть тысячи причин не сдаваться. Потому как Стайген не зря выпытывает её о матери. Он что-то подозревает.
И он уничтожит её первый, если она даст ему слабину.
То, что Стайген решил пойти на уступки и позволил завтра выйти, играет на руку. Она уйдёт к повстанцам, будет помогать им вернуть то, что принадлежит лично ей и всему народу королевства.
Стайген по-прежнему занимал все её мысли. Несмотря на то, что он был врагом, он оставался соблазнительным мужчиной – обаятельным мерзавцем, не желающим покидать голову. И вопреки здравому рассудку, тело окатывало лавиной желания при воспоминаниях о его объятиях, о волосах, которые пахли дождём, о сильном теле.
Да плевать на все барьеры! Так хочется посмотреть на него, когда он спит.
Ника поднялась и тихо вышла из спальни в гостиную, осмотрелась, прислушалась. Почти все свечи были погашены, только одинокий огрызок одной из них догорал в подсвечнике на столике у окна. Ника вдруг заметила, что дверь в кабинет приоткрыта.
